Александра Шпатова - Ростерия 1

Блондинка согласно сделала пару шагов по направлению к родителям и остановилась – ей хотелось стать первой, кто всё увидит. Наконец раздался тихий шорох, и Лизавета, уже приготовившаяся, резко развернулась и громадным скачком приблизилась к открывающимся створкам (юбка, кстати, хорошая, ткань качественная, отлично тянется, всем рекомендую). Мать в последний момент успела оттащить дочку за шиворот.

– Почти шестнадцать лет человеку, а вести себя прилично до сих пор не умеет! Не позорь нас с отцом! – шёпотом отчитывала Елизавету, справляющуюся с головокружением. – Подожди, или тебе уже хмель в голову ударил? – и испуганно посмотрела на девочку.

«Кстати, вполне возможно», – подумалось средней Заболоцкой. «Тот напиток казался таким лёгким, но ведь недаром говорят, в тихом омуте…», – и в доказательство мысленно, про себя икнула. Надо же, как быстро, буквально за несколько минут… В то время как лицо Олеси больше и больше белело от ужаса, а Лиза вспоминала хоть какие-то слова, чтобы успокоить маму, двери в столовую распахнулись полностью, открывая дрожащим от любопытства гостям… Загораживающую всё фигуру Лихоборова старшего.

– Дорогие гости! – начал он пафосно, уперев руки в косяк, чтобы полностью закрыть собой действо внутри. – Уверен, вы успели вдоволь налюбоваться картинами, а если нет, то не бойтесь, они никуда не убегут!

Толпу всколыхнул сдержанный смешок, а Лизавета задумалась: может, у всех богатых людей отсутствует чувство юмора?

– В любом случае, я собираюсь показать вам кое-что гораздо более увлекательное, нежели безмолвные холсты. Сейчас я попрошу вас снова зайти в столовую и сесть, обещаю, что не пожалеете!

На этом Олежа закончил и отошёл в сторону, пропуская в залу длинную цивилизованную очередь. Заболоцкие шли где-то в середине процессии, когда Лизавета, насквозь пробуравленная родительским взглядом и по-прежнему хранившая молчание, поняла одну неприятную вещь: она слишком много выпила, не в смысле алкоголя (хотя и данное утверждение справедливо), а просто . И, как результат, она жалась, переступая ногами и всеми силами пытаясь вспомнить слово, обозначающее другую тайную комнату, но в спасительные мысли в мозгу давно смешались в радостный калейдоскоп. Что делать, непонятно. Узнать у других гостей не получится, так как девочка не знала, что и, главное, как спрашивать. Попытаться найти самой? Нет, количество настойки в крови совсем не улучшило зрение и координацию, да и Олеся вряд ли дочку и на шаг от себя отпустит в таком состоянии. Остается только терпеть и ждать. В неопределённом настроении Лизавета вошла в столовую, осмотрелась вокруг и грустные думы вмиг улетучились! Невероятно… Ранее очень светлая комната погрузилась в полумрак, а тёмные бархатные шторы на стенах, непонятно для чего нужные в помещении ниже уровня земли, создавали дополнительную атмосферу какой-то таинственности и романтичности. Девушка пьяно хихикнула: как будто на свидание пришла! Более того, отныне вместо одного длинного широкого стола посередине залы стояло несколько, поуже, и сведённых вместе в форме буквы «П», так что внутри оставалось свободное пространство.

– Прошу вас, располагайтесь с наружной стороны, – послышался голос Ольги Лихоборовой.

Семья Заболоцких расположилась ближе к краю, чтобы как можно быстрее и незаметнее покинуть бал, и только сейчас Лиза заметила, что пир не кончился, и всю скатерть полностью закрыли собой блюда с разнообразными десертами и сладостями. Совсем рядом, рукой подать, нашёлся графин с какой-то подозрительно весело пахнущей жидкостью, но отец в один миг отодвинул напиток. Пожалуйста, не больно-то и хотелось!

– Лучше ещё поешь, – шёпотом посоветовала мама, и Елизавета, на удивление, решила беспрекословно её послушаться.

Все гости окончательно раскрепостились, расслабленные чудесной настойкой, едой и уютом, а девочка, уже немного пришедшая в себя (какая же необычная штука!), задумчиво отрезала ребром вилки ещё кусок шоколадного пирога с клюквой и насадила его на зубцы, медленно покручивая. Она сомневалась, хочет ли съесть его сейчас. Вдруг девушка почувствовала пристальное внимание к своей персоне. Осмотрелась: Илья Лихоборов. Парень, ничуть не смутившись, продолжал рассматривать среднюю Заболоцкую с несвойственной ему беззлобностью, любопытством, возможно, чем-то похожим на дружелюбие. Надо же… В данном случае любая бы застеснялась, и Лиза замерла на секунду, но потом весело показала юноше язык, очень скоро забыла о нём и принялась за пирог. Нужно отметить, что мальчишка был весьма симпатичным и знал это: есть в нём что-то такое-этакое: извечная печаль и тайна в тёмных глазах или отстранённость, может, намеренно пониженный голос. В общем, Илья пользовался популярностью, и почти все его сверстницы считали себя обязанными вздыхать по нему. У Елизаветы этот период давно прошёл, потому что водиться с бывшим – себя не уважать. Схема «Останемся друзьями» изначально обречена на провал, ибо дружба между девушкой и парнем, причем, если оба привлекательны, невозможна; и ребята только недавно заключили холодное перемирие, включающее в себя хмурые переглядывания и попытки встречаться лишь изредка.

Неожиданно что-то в восприятии мира Лизой изменилось; она с ужасом поняла, что перестала видеть собственную еду. «Неужели всё настолько плохо? Я так захмелела, что у меня темнеет в глазах, и я вот-вот с громким храпом упаду за стол?». Но дело было отнюдь не в девочке – слуги прокрались за спинами приглашённых и потушили оставшиеся свечи. С разных сторон послышались не на шутку перепуганные ахи и охи, даже словно бы болезненные стоны, и средняя Заболоцкая уже готова была поддаться общей панике, но сильно вздрогнула от внезапного тёплого прикосновения к своей руке чужих пальцев сзади.

– Не бойся, – очень тихо прошептал знакомый голос, и Елизавета, без труда узнав его, успокоилась, – это только часть представления.

– Хозяин у тебя, конечно, юморист, – неодобрительно прошипела девушка, но ей уже никто не ответил.

– А? Что? – боязливо зашевелился едва различимый силуэт матери. – С тобой всё хорошо? Ты с кем-то говорила?

– Нет… – Лизавета увлеклась тщетным разглядыванием высоких гибких теней, что абсолютно незамеченными проплыли мимо девочки.

– Папа, – блондинка дёрнула за рукав отца, также пребывающего в крайнем замешательстве.

Никто из гостей не решился встать из-за своего места, что очень нелогично, существуй реальная опасность.

– Папа, кто это? – и она указала пальцем в сторону застывших, словно изваяния, фигур.

– Где? – Николай сощурился.

Пых! И снова несколько огней озарили помещение. Приглашённые зажмурились, привыкая к слабому свету. Четверо длинных подтянутых людей в рыжих с ромбиками трико и с разрисованными лицами стояли между столешницами, собравшись в круг и спрятав руки за спину. «Артисты», – как будто послышался Елизавете Санькин голос. В следующий момент один ряженый шагнул вперёд, жестом фокусника извлек скрипку и смычок, положил инструмент себе на плечо и, прижав для надёжности подбородком, заиграл. Полилась тягучая ленивая музыка, ассоциирующаяся с заклинателями змей и востоком. Следующий человек, вышедший из круга, достал железный обруч и начал подтанцовывать – гимнаст. Третий, обходя товарищей по кругу, стал аккомпанировать первому, легонько постукивая по небольшому барабану, подвешенном у живота. Это убаюкивало, успокаивало так стремительно, что гости, минуту назад в высшей степени напряжённые, затихли, откинулись на жёсткие спинки. И совершили большую ошибку. Последний выступающий, о котором все позабыли, подпрыгнул на полтора метра вверх, одной рукой схватил гигантский факел, другой плеснул что-то на самый его просмоленный верх, дунул со всей мочи…