Александра Шпатова - Ростерия 1

– АХ!!!!!! – пронеслось по всему залу вместе с гигантским перекатывающимся огненным шаром, привязанным тонкой ниточкой к свече в руках артиста.

Когда пламя беснующимся на цепи зверем наскакивало на кого-то из гостей, лишь обдавая его жаром, дворянин с широко распахнутыми завороженными глазами вскрикивал, откидывался назад, падал со стула, под общее одобрение поднимался и долго оставался под впечатлением. У Елизаветы, одной из первых испытавших такое, всё действие алкоголя мгновенно сошло на нет. Она пару раз моргнула и громко захлопала в ладоши. А спустя несколько минут, только бедные гости немного привыкли к представлению, как Олежик решил доконать их. Он с возмущённым видом вышел на импровизированную арену и стал отчитывать актёров и акробатов за то, что те работают совершенно непрофессионально и спустя рукава. Люди вокруг защищали оскорблённых выступающих.

– Старик, наверное, просто с настойкой переборщил, с кем не бывает, – услышала Лиза краем уха.

– И это называется повелитель огня! – дебоширил хозяин особняка. Ни жены его, ни сына, нигде поблизости не наблюдалось. «Могли бы, между прочим, выйти, успокоить, отвести в спальню, неужели им тоже нравится смотреть, как он позорится?» – осуждающе нахмурилась девушка.

– Дай сюда эту штуку! Смотри, как надо! – не успел несчастный артист и дёрнуться, а Олег Ярославович уже выхватил у того погасший факел и какую-то жидкость.

– Что это у нас? – пробормотал мужчина, рассматривая горючее через стекло. – Явно ничего интересного! – он отбросил бутыль в сторону. – Дайте-ка мне…

Лихоборов старший пробежался взглядом по столу, быстро взял графин с настойкой и сделал большой глоток. Сразу после дунул на огромную свечу в своих руках – разумеется, ничего не произошло. Нет, произошло: Олежа выкатил глаза и захрипел, задыхаясь – наверное, подавился. Уже который раз за вечер все впали в лёгкую панику. Елизавета взволнованно приподнялась с альтруистичным намерением помочь, но всё те же пальцы остановили её.

– Говорю же, не бойся, – насмешливо произнёс голос. – Это всё часть спектакля.

– Вот твой хозяин юморист! – повторила девушка.

– Ты помнишь? Встретимся через десять минут…

Блондинка нетерпеливо кивнула и снова повернулась к представлению. Похоже, великий актёр так вжился в роль, умирая на сцене мнимой смертью, кашляя и синея, что чуть не довёл до настоящего инфаркта особо впечатлительных женщин. Наконец пришла пора развязки: он выгнулся назад, отбросил ненужный факел, и вдруг пламя изверглось из его открытого рта. На этот раз никаких фокусов, никаких иллюзий, никаких обманов. Огонь фонтаном поднимался вверх, разбрызгивался во все стороны, сверкал. Его не сравнить с искоркой, что произвёл обычный артист. Действительно, теперь понятно, чего не доставало хозяину. Все замерли в благоговейном восхищении и страхе – вот она, Жизнь, точнее, всего лишь маленькая её часть, а сила… Даже в человеке ей мало места, она выплёскивается, требует выхода. Средняя Заболоцкая засмотрелась на раскалившиеся с красными венами щёки Олега, на его порыжевшие, словно залитые раскалённым золотом глаза. Тепло. Ему всегда тепло и никогда не холодно. Он всегда ощущает себя наполненным и никогда опустошённым. А Лизавета мёрзнет, даже сейчас. Неожиданно для себя в голове мелькнула мысль, что она до безумия желает получить хоть сотую долю горячей чудо-энергии. На секунду колдун прервался, запрокинул голову и выплюнул вверх сноп рыжих искр. Когда комната вновь погрузилась в сумрак, Лиза с максимальной бесшумностью, на которую сейчас была способна, встала из-за стола, но тотчас же замерла, схваченная Николаем за запястье.

– Ты куда?

– Эммм… Носик припудрить, – и в довершение ко всему тихонько икнула.

Отец грустно вздохнул и нехотя выпустил руку дочери. Та быстро юркнула в коридор. Пройдя несколько метров прямо, она заметила неприметную дверь слева от себя, осторожно дёрнула ручку – разумеется, открыта – и вошла в комнату. Внутри тоже оказалось довольно темно, но всё же девочка легко различила человека, стоящего к ней спиной у противоположной стены. Елизавета на цыпочках подкралась к нему, благодаря мягким коврам абсолютно бесшумно, и зловещим шёпотом завыла:

– Вот как ты отрабатываешь своё жалование, девчонка!

Рыжая юная официантка подскочила на месте и с гримасой раскаяния обернулась. Её брови от возмущения взлетели вверх.

– Ах, ты!..

Лизавета громко засмеялась, и девочка с силой зажала ей рот.

– Тихо! – она боязливо выглянула, подбежала к дверям и закрыла их. – Иначе мне по-настоящему влетит… И всё же дура ты редкостная!

Лиза в ответ снова хохотнула.

– Подожди, – официантка подозрительно подошла к подруге и осмотрела её, – у тебя глаза словно залитые. М-да, мой старший товарищ так нахваливал Лихоборовскую настойку, говорил, чудо, как хороша. Но мне никак не удавалось её попробовать. И как, действительно, амброзия?

– Чудесная, – мечтательно зажмурилась Лизавета. – Ой, Соня, ты обязательно должна выпить хотя бы глоток, иначе не поймёшь! Это нельзя описать, ни на что не похоже… Лучшее!

– Боюсь, суждено мне маяться в неведении, – вздохнула Софья. – Когда мы работаем на кухне, нас, как в древние времена, петь заставляют.

– Зачем? – не поняла девушка.

– Ты совсем не интересуешься историей, да? – и проигнорировав Лизино «Я вообще школьной программой не особо интересуюсь…», продолжила, – Несколько столетий назад в России, при крепостном праве, девушек, собирающих плоды на господском огороде, заставляли петь, не прекращая, чтобы те не съели ни единой ягодки.

– Надо же, – удивилась средняя Заболоцкая, – никогда бы не подумала, что Олежик – жестокий рабовладелец!

– Работаем, как мама Джан, зато платят хорошо, – пожала плечами рыжая.

Блондинка оглянулась и только сейчас заметила, что стены залы не видно за пёстрыми картинами.

– Лихоборовы правда так любят искусство? – вопрос прозвучал совсем не как похвала.

– Ага, и здесь собраны произведения только местных художников, – сообщила Соня, – смотри-ка! Это Иван Алексеев, почти наш современник, мне особенно нравится, – и указала на большое полотно, около которого недавно стояла. Лиза прищурилась, разглядывая. На холсте в ярких, преимущественно фиолетово-сине-зелёных красках изображены несколько кошек (причём очень забавно: кто в пенсне, кто с галстуком, кто в средневековых припудренных париках), что сидели ночью вокруг костра и смотрели на звёздное небо. Снизу на рельефной тяжёлой раме выгравировано: «Кошки и звёзды. И. Алексеев, 231 г.

– Как тебе? – с нетерпением заёрзала рыжая девочка.

– Название жуткое.

– Как будто ты бы придумала лучше, – обиделась Соня. – Он художник, а не писатель!