Леонид Акимкин - Адам

– Завидую тебе, Петров, до чертиков, – Ярослав мечтательно закатил глаза, вернее глаз. – Вспоминаю себя в первый раз. Поверь мне, тогда сад не имел и сотой доли от сегодняшних возможностей. Дерево было настоящим и по сравнению с этим просто кустик, а вход был в пещерах. Я там вечно головой стукался.

Впервые я увидел своего друга таким счастливым, он рассказывал о былых днях с упоением и смехом. Мне его стало еще жальче чем, раньше.

– А когда выпустят всю живность, ты, Петров вообще с ума сойдешь, – захваченный воспоминаниями собеседник кружил вокруг меня, размахивая руками. – Я вот к животным вообще равнодушный, а знаешь, как зацепило!

Хорошее настроение Ярослава передалось и мне. Я, надевая штаны, стал скакать на одной ноге, а второй выцеливал его зад для отвешивания дружеского пинка.

– Ты же как ненормальный со своей псиной носился, я в личном деле читал, – поняв, что сболтнул лишнего, помощник осекся. – Я имел ввиду…

– Хватит! – я захрипел от подкатившего к горлу кома. Хорошего настроения как не бывало. В последнее время я все реже вспоминал своего пса и был благодарен памяти за это. А сейчас на меня накатило, ноги подкосились, и я плюхнулся на скамейку с полуспущенными штанами.

– Извини, я не это хотел сказать, – Ярослав сел напротив и стал тщательно рассматривать носки своих замшевых туфель.

– Не извиняйся, – я немного пришел в себя и, не глядя на него, продолжил одеваться, – ты просто такой человек, Ярослав, ты никого не любишь. Меня за одно не любишь, Анотовича за другое. Надеюсь, себя любишь.

– А ты не извиняйся, – чувства стыда как не бывало. Мой помощник смотрел на меня зло, прищурив глаза и стиснув губы: «Я не мать Тереза всех любить. Тебя за что любить? За то, что ты занял мое место? За то, что ты настолько урод, что даже голодный лев тебя жрать не стал?»

Лицо Ярослава побагровело от злости: «Анотовича я не люблю? Да я ненавижу эту суку! А знаешь почему?».

Из сбивчивого от накатывающих приступов ярости рассказа я узнал, что в тот злополучный день Ярослав, как обычно, отправился в сад. Ему предстоял уже не понятно какой по счету тест на совместимость с животными. Ему это порядком надоело, сколько можно было проверять проверенное. Самолюбие требовало скорого запуска проекта и ожидало неминуемой, пусть и анонимной, но славы. Он понимал, что, возможно, никогда не сможет открыто говорить, что это он был тем человеком в райском саду. Но сам факт осознания, что ты стал кем-то большим, символом чего-то очень важного, не давал ему покоя.

По программе большую часть дня он должен был отработать с Лютиком. Это был огромный лев зловещего вида и, благодаря технологиям, очень кроткого нрава. По мнению самого Ярослава, вопрос совместимости с хищником был давно закрыт, он даже катался на загривке этой огромной кошки. Смотрелись они вместе просто шикарно, но психотехников не устраивали какие-то графики работы процессора в мозгу льва, и они гоняли человека с хищником изо дня в день. Все шло, как всегда. Ярослав вышел из пещеры, к нему пришел Лютик, они вместе ходили по саду и выполняли нудные команды операторов, как овчарки в питомнике. В определенный момент Ярослав заметил перемену в поведении хищника, привычная теплота взгляда, как у всех животных проекта, исчезла. В глазах появилась природная сталь убийцы, лев стал нервничать. Сначала он убежал от человека, но операторы заставили его вернуться. К Ярославу он подходил уже не как покорное безвольное животное. Лютик шел медленно, опустив огромную голову, и смотря в его сторону исподлобья, нервно передергивал хвостом. Любому было понятно, что процессор не работает, и животное из покорной твари становится убийцей.

Ярослав испугался и требовал прекратить тест, убрать от него льва. Тогда для связи выдавали обычные рации, как у охранников в супермаркетах, связь была ужасной с помехами. Ему обещали решить ситуацию, но ему надо подождать. Рация шумела и хрипела, чем еще больше раздражала хищника. А потом на связь вышел сам Дамир Анотович, он громко кричал о трусости Ярослава и полном контроле над животным и требовал продолжения теста. Он кричал все громче и громче, лев начал рычать и щерить свои огромные клыки. Он кричал, рация шипела, Лютик прыгнул.

Его целью была рация, своей огромной пастью он схватил ее с лету вместе с половиной правой руки, и если бы она замолчала, то, возможно, все было бы по-другому. Но устройство связи, как назло, не унималось, стало шуметь еще громче с визгами и хрипами. Лев просто пришел в ярость, пытаясь заставить рацию замолчать.

Как вспоминал сам Ярослав, когда хищник прыгнул, он был на грани обморока от ужаса. Руку рвануло так, что хруст плечевого сустава на мгновение перекрыл все шумы, хрип рации и рев животного. А потом главным звуком стал рев самого Ярослава, он не думал, что так может орать. Но боль открывает в человеке скрытые резервы. Слава богу, болевой шок лишил его почти всех чувств, в тот момент он даже оглох. Только зрение осталось верным хозяину и позволило всласть насмотреться на весь процесс глумления разъяренного хищника над беззащитным человеком.

Когда Ярославу казалось, что нет никакой надежды на спасение, он увидел, как его и рвущего его на части зверя окружили люди в камуфляже с оружием. Он даже заплакал от счастья, до этого он плакал от боли, а сейчас от осознания, что будет спасен. Но люди не стреляли, они просто стояли и смотрели сквозь рамки прицелов. Смотрели на то, как ломается грудная клетка под ударами лап хищника, как он отрывает куски плоти вместе с кусками ребер. Смотрели на то, как под взмахом когтей исчезает полголовы, как кровавые кишки втаптывались суетящимся животным в землю. А Ярослав смотрел, как они смотрели. Сознание не покидало его очень долго. Он видел, как уставший царь зверей, потеряв к нему интерес, аккуратно взял зубами его оторванную правую руку. Как он улегся с ней в сторонке и стал кушать. Видел, как отворачивались с ужасом на лице суровые военные, как кто-то из них плакал, как одного рвало. Видел их автоматы, которые могли его спасти или хотя бы прекратить его мучения, но они не стреляли. Военные не стреляют без приказа. Даже когда очень хотят стрелять.

Я был раздавлен рассказом друга. Ярослав сидел, обхватив голову руками и тихо покачиваясь, бормотал себе под нос проклятия в адрес всего мира. В последнее время я все реже вспоминал о его увечьях. Протезы руки и лица создавали иллюзию здорового во всех смыслах мужчины в самом расцвете сил. А сейчас, глядя на него, я видел инвалида, изувеченного и чудом выжившего человека. Смогу ли я снова обманываться и без содрогания смотреть на него, я не знал.

– Пошли, – Ярослав встал, вытер рукавом лицо и, одарив меня полным злобы взглядом, повернулся и вышел.