Елена Мейсак - Делиец

Ровно через восемь минут железный кашалот, расположившийся в углу, распахнул свое чрево, выпустив стайку туристов. Наташа уже начала было чертыхаться с досады, как у задней стенки увидела возвышавшегося скалой Делияра.

Он лениво выдвинулся из брюха кашалота и направился в ее сторону. На нем были простые синие джинсы с потертостями и самая обычная на свете белая футболка без рисунка. На руках и шее как всегда красовались какие-то фенечки, а на пальцах – ряды колец. Однако сегодня в друзья к привычному образу добавились еще и темные очки. А длинные пальцы хозяина образа теребили бутылку холодного чая.

Приблизившись к ней, Ахматов сказал:

– Потороплюсь извиниться за опоздание. Вчера закончился контракт у генерального директора этого заведения, вот мы и посидели чуть-чуть. Практически до восьми утра, правда, вышло.

– Лучше бы поторопился собраться вовремя, – ворчливо пробубнила она, – автобус отправляется уже через две минуты. Бежим!

– Но подожди, бога ради! Зачем нам ехать на этом чертовом автобусе? Почему мы не можем просто вызвать такси?

Она не знала, зачем. Возможно, не хотелось, чтобы он вечно ее спасал, за все платил и отовсюду выручал.

Они примчались на автобусную стоянку, когда водитель уже завел мотор. Едва они влетели в его сложенные гармошкой двери, как незатейливое транспортное средство тронулось.

Усевшись на заднем сидении, обшитом простым дерматином, Делияр открутил крышку у чая и прихлебнул содержимое бутылки.

Она поморщилась. От ее спутника разило свежим перегаром. А в бутылке, похоже, был вовсе не чай. Да уж. Телохранитель у нее, что надо. Голливуд обзавидуется.

Угрюмое ее настроение, тем не менее, рассеялось, как легкая дымка, стоило им только выехать за пределы отеля.

Автобус высадил их на узкой улочке, петлявшей вниз к морю.

– Как будем забираться? – посмотрела она куда-то высоко.

– Если сможешь, пойдем пешком. Так интереснее.

Она чуть было не присвистнула. Это какое же здоровье нужно было иметь, чтобы после всего, что случилось в его жизни прошлой ночью, иметь возможность идти к Аланийской крепости пешком?

Но она и сама была не прочь пройтись, тем более, что нога уже совсем не болела. Делияр тоже заметно приободрился, а значит, нужно было попробовать придать заезженному утру новое начало.

В конце переулка они заметили небольшой магазин.

– Ты не против зайти на минуту? Уж больно хорошо то платье, что надето на манекене. Хочу примерить.

Мысленно пожурив ее за «бабские замашки», он, тем не менее, согласился, но остался ждать ее на улице.

Через десять минут ее голова показалась в дверях.

– А как тебе это? Выглядит, как маленький черный серпентарий, правда?

Он взглянул на платье, и кровь прорвавшейся дамбой схлынула с его лица.

Платье один в один выглядело, как ТО САМОЕ платье. Которое он подарил ей. Наташе. Не этой. Хоть и носила она такое же имя, которое было, мягко говоря, не из редких.

Сглотнув подступавший к горлу ком, он стал проваливаться в липкую пучину воспоминаний. Вот стоит она, его любимая девушка, перед зеркалом в змеистом платье с какими-то вившимися спиральками на рукавах, спадавшими на загорелые руки.

Он лежал на кровати и любовался ею. Крепкий девичий стан под этим замысловатым платьем выглядел еще соблазнительнее.

– Давай бросим все и сбежим куда-нибудь вдвоем! Да хоть в Турцию давай поедем! Говорят, осенью там гранаты вкусные, и мандарины тоже. Наедимся до отвала!

– Какой же ты еще подросток, Дел. Ты же знаешь, что папа нас из-под земли достанет. Давай хотя бы институт закончим, а там можно хоть в Турцию, хоть на край земли. И потом, ты же знаешь, с папой лучше договариваться по-хорошему.

Вот такой она всегда и была. Серьезной, рассудительной и уравновешенной. И ей буквально с полуслова удавалось усмирить клокотавших в нем демонов. Только вот одного они не учли тем золотым сентябрьским утром, – того, что край земли наступит уже слишком скоро. Для нее, по крайней мере.

Подступала тошнота. Да уж, если силы за тебя возьмутся, все пути ведут в одну точку. Он еле слышно вздохнул и вдруг осознал, что стоит посреди дороги, вокруг гудят автомобили, а нынешняя Наташа отчаянно трясет его руку.

– Делияр! Делияр, очнись! Ты чего?!

Он рассеянно взглянул на нее, возвращаясь на землю.

– Сними это, – еле слышно пробормотал он.

Половину пути они прошли в полном молчании. Он наблюдал за своей спутницей. Почему он не может понять своего отношения к ней?

Он не любил смазливых вертихвосток. Не любил говорливых и глупых женщин. А эта, судя по всему, была и той и другой, и третьей одновременно, если вспомнить всех этих мужиков на пляже, скользкими взглядами полирующих ее округлую, лоснящуюся от крема и еле прикрытую трусами купальника задницу. Чувство такое, что она нарочно провоцировала их всех, а потом по-детски удивлялась, почему один из них решил поразвлечься с ней в недостроенном корпусе!

При мысли обо всех этих мужиках, вожделевших ее, у него закипала кровь. Хотелось их всех убить! Хотя при взгляде на ее округлости кровь закипала еще быстрее.

И потом эта ее склонность к самолюбованию. Она приволокла с собой маленький штатив, нанизала на него самую дешевую на свете камеру-мыльницу и прилаживала эту конструкцию на каждую поверхность, чтобы себя сфотографировать.

Что она потом собиралась делать со всем этим архивом однояйцовых фотографий? Ой, смотрите! Вот это я, с видом на залив. А это я с видом на залив, но корабль на заднем плане уже отплыл. А это я с видом на залив, корабль на заднем плане уже отплыл, но приплыл другой. Это так потрясающе!

Можно подумать, кому-то было интересно рассматривать терабайты фотографий никому не нужной тетки из никому не нужной поездки с видом на никому не нужный корабль.

Тем временем она подошла к выпуклому зеркалу, призванному предупреждать водителей об опасности на слепом повороте, и наставила камеру прямо на свое отражение. В блестящей зеркальной поверхности он увидел ее ухмыляющееся лицо и себя позади.

– Эй, что ты делаешь? Убери камеру!

Вне себя от возмущения он подошел к ней и вырвал «мыльницу» из рук. В неравной борьбе мыльница выпала и, упав на натертый шинами асфальт, погибла смертью храбрых.

Рядом раздалось приглушенное всхлипывание.

– Что такого я сделала? Я всего лишь хотела интересную фотографию! А теперь что? Ты разбил мою единственную камеру!

– Я куплю тебе новую. А пока что я сам буду тебя фотографировать, – отозвался он.

После чего поднял с дороги камеру-героиню, вытащил из ее растерзанного тела карточку и пренебрежительно швырнул фотоаппарат в ближайшую мусорку.

– Никогда больше не фотографируй меня через зеркало. Никогда, слышишь? И вообще, если ты хочешь подружиться с госпожой удачей, тебе следовало бы перестать столько фотографироваться. Потом, наверное, ты друзей в социальных сетях осчастливить пытаешься этими снимками, так ведь? Судя по тому, сколько «радостей» навалилось на тебя в последнее время, ты у нее не в фаворе, и уже давно.