Валерий Железнов - Дважды о любви

Однажды в гончарной мастерской произошёл курьёзный случай. Матфан решил похвастаться перед друзьями своими успехами в скульптуре и придумал некую хитрость. Устроив ловушку в саду, он поймал небольшую птичку. Принёс из мастерской Нафана сырую глину и облепил несчастную птаху, оставив только дырочки для дыхания. Дети часто бывают жестоки, так и он не понимал ещё, что причиняя страдания живому существу, совершает грех. Фигурка, вылепленная по форме живой птицы, получилась очень достоверной. Матфан, обрадованный своей выдумкой, побежал хвастаться перед друзьями. Его приятели по достоинству оценили фигурку и отправились вместе с ним в мастерскую Нафана.

– А вот что у меня есть, – гордо сказал мальчик гончару и протянул в зажатых ладонях свою поделку, – я это сам сделал.

– И что же это? – снисходительно спросил Нафан.

– А вот что! – разжал ладони мальчик.

Но в этот момент птица разорвала глиняные оковы и выпорхнула из заточения. Никто не ожидал такого поворота событий, а потому все присутствовавшие застыли в изумлении. Матфан тоже растерялся, но его замешательства никто не заметил, так как все взгляды были устремлены на птаху, метавшуюся под потолком. А когда птичка выпорхнула в открытую дверь, незадачливый скульптор бросился прочь, испугавшись, что его накажут за этот обман, и тем более за нарушение запрета. Но почему-то никто его наказывать не собирался, а по городу вскоре распространился слух, что маленький мальчик оживил глиняную птицу. И этот факт подтверждали свидетели, в числе которых был и мастер Нафан.

Этот случай, возможно, и забылся бы совершенно, но трагедия, произошедшая вскоре, напомнила о нём.

Матфан как-то сцепился в драке с другим мальчишкой. Сын лавочника был несколько старше и значительно сильнее. Как предводитель своей ватаги, Матфан не мог отступить и спастись бегством, а потому дрался до конца. Но силы были неравны, и он вскоре был повержен, упав в пыль базарной площади.

– Ну, что, получил? Не будешь больше задираться! – Стоял над поверженным соперником победитель. – Давай, проваливай отсюда со своими молокососами, – и пнул напоследок Матфана в зад.

Друзья помогли ему подняться. Прихрамывая и утирая кровь с лица, Матфан отошёл недалеко от места схватки. А потом резко обернулся и громко выкрикнул: «Чтоб ты сдох! Сдохнешь, сдохнешь!» – и уже распалившись, добавил грозно, – «сегодня же сдохнешь!»

Оскорблённый победитель, было, бросился вдогонку, но ватага мгновенно пустилась наутёк и затерялась среди базарной сутолоки.

Свидетелей этого случая было много и многие из них слышали угрозы маленького мальчика. Но что для них значили глупые угрозы побеждённого? Ничего. Пустые слова, брошенные в злобе. А только проклятие сбылось непостижимым образом. В этот же день сын лавочника сорвался с лестницы и ударился о каменный жёрнов головой. Смерть сына помутила рассудок лавочника, и он обвинил маленького Матфана в колдовстве. Нашлись и свидетели, слышавшие то самое проклятие.

Вот тогда-то и припомнили оживление глиняной птицы. Эти два случая стали основой страшного обвинения. Состоялось даже некое подобие суда над Матфаном. Его родителям стоило большого труда оправдать своего сына. Не последнюю роль сыграли и деньги, вовремя заплаченные кому надо.

Иосиф после этого случая серьёзно беседовал с сыном, а тот с тех пор стал вести себя осмотрительнее. Он уже не ввязывался в сомнительные предприятия своих сверстников, да и со словами стал крайне осторожен. Матфан глубоко переживал смерть сына лавочника. Он выкрикнул проклятие от обиды, в состоянии помутнения рассудка, и теперь искренне раскаивался в этом, возомнив, что именно он был причиной трагедии.

– Папа, я больше никогда не буду драться, – обещал сын.

– Это очень хорошо, сын мой, что ты понял свою вину. Драться можно только в крайнем случае, когда тебе или твоим близким грозит опасность, когда остановить врага словом уже нет возможности. Но слово порою сильнее кулака. Ты поймёшь это с возрастом, потому и слова свои нужно держать в узде, – увещевал Иосиф.

– Обещаю, папа, что и за своими словами я тоже буду следить строго, – серьёзно произнёс мальчик.

На какое-то время мальчик замкнулся в себе. Мария заметила странную привычку, появившуюся у сына. Он ночами лежал на крыше дома и разглядывал звёзды в ночном небе, в то время как всем добропорядочным евреям полагалось давно уже спать. Мать сильно переживала за сына и стала уделять ему больше внимания. Она учила его разбираться в лозах и цветах, росших по периметру участка, и ухаживать за ними. Кроме того, она приспособила на крыше, служившей летней спальней, мелкие ящики с песком, в которых Матфан чертил карты и которые часто использовал для своих ранних упражнений в письме. Теперь он чаще оставался дома, помогая матери по хозяйству, или с большой нежностью ухаживал за младшими детьми. Замкнутость старшего сына беспокоила Марию, но приезд гостей благотворно способствовал нормализации душевного состояния Матфана.

Захария и Елисавета вместе со своим сыном Иоанном посетили семейство Иосифа. Иоанн и Матфан прекрасно провели время в течение первой встречи. Хотя гости пробыли в Назарете лишь несколько дней, родители успели обговорить многие вещи, включая планы на будущее для своих сыновей. Тогда-то Елисавета и открылась Марии, что это она внушила своему мужу мысль об избранности их сыновей. Якобы именно Матфану суждено стать обещанным мессией, спасителем еврейского народа. Но теперь она совершенно искренне раскаивалась в своей глупой выходке, ибо понимала, что тем самым навлекла на маленького Матфана гнев Ирода, и заставила семейство Иосифа скитаться, спасаясь от смерти. Она просила у Марии прощения, на что та смиренно отвечала ей: «Если Богу было угодно такое необычное рождение моего сына, может быть, это он и внушил тебе мысль о мессианском предназначении Матфана».

Пока родители были заняты своими взрослыми делами, мальчики играли в песке на крыше дома и предавались всевозможным мальчишеским забавам.

Познакомившись с Иоанном, Матфан начал проявлять необычайный интерес к истории Израиля и подробно расспрашивать о смысле субботних ритуалов, проповедей в синагоге и периодических праздников поминовения. Иоанн объяснял ему значение всех этих празднеств, ведь он был сыном священника и с малых лет приучался к пониманию религиозных обычаев. Впоследствии Иосиф отвечал на вопросы сына, на которые не смог ответить Иоанн.

Незадолго до семилетия Матфана, появился на свет его брат Иосиф, которому он был так же несказанно рад, как подраставшим Иакову и Мириам.

А ещё через два месяца пришло время, когда еврейские дети начинали обучение в школе при синагоге. Аарон, хазан местной синагоги, с подозрением отнёсся к новому ученику, помня недавние его неприятности. Но постепенно подозрения улетучились. Матфан вёл себя совершенно пристойно, отличаясь от других детей, разве что, бо́льшими познаниями и повышенным любопытством.