Артем Михальчик - Кровавый след. Реальная история

– И что такого они там у тебя отчебучили?! – нашаривая щеколду на калитке, заинтересованно воскликнул Степаныч.

– А ты иди сюда, щас узнаешь, что эти чертенята натворили! – звала участкового Татьяна, с таинственным видом поджидая того у крыльца.

– Ты сама-то чего босиком? – подходя к крыльцу в сопровождение радостно махающего хвостом Мухтара, спросил Сергей.

– Дак, я привыкшая, да и тепло сегодня! Ты глянь, красотища-то какая!

Заинтересованный Степаныч подошёл к крыльцу, встал у ступенек и, глядя на Татьяну, приготовился её выслушать.

Но та словно и забыла, зачем позвала участкового, стояла и, задумавшись, смотрела вдаль, на снежную кутерьму, подсвеченную багряным солнечным диском, и не торопилась ничего рассказывать.

– Живём, копошимся, а вокруг такая красотища! А, Сергей Степаныч?! – задумчиво растягивая слова, обратилась она, повернувшись к участковому.

– Так это, Татьяна, я не понял? Что случилось-то?! – стоя возле крыльца, и недоуменно глядя на хозяйку, спросил Степаныч.

– А?! Так смотри, Серёжа! – спохватившись, и вспомнив случившееся, принялась ему рассказывать Татьяна.

Она была немного младше участкового, но знакомы они были уже давно, так что особых церемоний и официальностей не признавали и общались по-простому.

– Я тут давеча, дура неумная, нашла в летней кухне, за печкой, ихнюю «поджигу», или как там они его называют! – спустившись с крыльца, и гладя Мухтара по голове, продолжила она.

– Ну, и что ты думаешь! Я, дурная, взяла её и дома в печку сунула, не подумав. Ну, думаю, сгорит, так и выкину вместе с золой!

Сергей Степаныч заинтересованно смотрел на соседку, шаря в карманах расстёгнутого полушубка, в поисках папиросы.

– Хорошо, успела отойти от печки, да ещё дверцу не плотно прикрыла! – весело тараторила хозяйка.

– Она, эта ихняя «бандура», там как шандарахнет, у меня ажно кастрюли с печки чуть не спрыгнули, представляешь?! – было непонятно, то ли она смеётся над своей «недотёпостью», то ли радуется такому удачному исходу этого нешуточного происшествия, но глаза её озорно светились.

Степаныч, закурив пахучую «Беломорину», теперь смотрел на рассказчицу и тоже улыбался.

– Ну, ты, Тань, даёшь! Кто же «самопал» в печку суёт?! Так ещё и заряженный? Не поранился, хоть, никто?

– Да нет, у меня только сердце чуть не выскочило, а так все живы, почти! – весело подмигнув участковому, кивнула она в сторону веранды и негромко добавила: – Старшого выдрала как надо! И малой схлопотал за то, что покрывал их! С малолетства к оружию сорванцы ручонки тянут! Охотнички сопливые!

Оружие в их деревне имели почти все мужики, кто официально зарегистрированное, кто нет, но ружья были у всех.

Близость деревни к тайге располагала к этому.

Иногда зимними вечерами, и по ночам, волки давали о себе знать, напоминая о своём близком соседстве.

Их ужасный, тоскливый вой неприятным холодком отзывался в душе и заставлял чувствовать себя неуютно всех жителей деревни.

И хотя волчий вой был для них привычным с детства, что-то в подсознании заставляло беспокоиться о домашних и проверять скотину у себя во дворах.

– Это Федька Катеринин, шельмец такой, их научивает! – продолжала возмущаться Татьяна, показывая на соседский дом Катерины Сидельниковой, у которой и был сын Фёдор.

– Ты бы, Сергей Степаныч, поговорил с ним, а то пацан и так родителей не слухал, а как Иван пропал, так и вовсе распоясался.

Отец Федьки пропал в тайге года полтора назад, при невыясненных обстоятельствах. Недельные поиски не увенчались успехом, и, вместо потерявшегося охотника, нашли двух беглых, заблудившихся, и уже совсем обессиливших, зеков.

Почти на себе вытащили тех полуживых бедолаг из тайги и сдали беглецов властям. За что Степаныча даже вызывали в район, и благодарность объявляли.

– Да, жалко Ивана, хороший мужик был, – сразу вспомнив пропажу односельчанина, с сожалением произнёс участковый.

– Зайду завтра, поговорю с ним. Пацан-то уже взрослый, надо его в город, в училище или техникум пристраивать, а то пропадёт.

За их разговором неторопливо текло тягучее зимнее время, и даже солнышко, словно любуясь землёй, которую оно освещало, зависло в снежном мареве чудной сибирской зимы.

Вдруг Мухтар насторожил уши и бросился к ограде. Подбежав, ухватился зубами за неширокий кожаный ремешок, вероятно, для него хозяином и приделанный и, помогая себе лапой, открыл не запертую Степанычем калитку, и выскочил на улицу.

– Ну вот, и папаня наш приехал! – довольно произнесла Татьяна и тоже поспешила в дом.

Степаныч недоуменно смотрел вслед разбежавшимся и не мог понять, как это они узнали, что приехал Сергей. Ведь он сам никого не видел и ничего не слышал.

Немного постояв, участковый, удивлённо усмехнувшись смекалке хозяина и интеллекту животного, пошёл вслед за сбежавшим на улицу Мухтаром.

А вдалеке уже слышался громкий лай, и, только выйдя за ограду, Степаныч увидел на другом конце деревни Гнедого, запряжённого в сани, который не спеша трусил по дороге, в сопровождение радостно прыгающего рядом и восторженно лающего Мухтара.

– Он хозяина за пять вёрст чует! – послышался сзади довольный, с нотками гордости за такого умного пса, голос хозяйки.

– Я сначала тоже удивлялась, щас привыкла, – открывая настежь одну половину ворот, продолжала, уже переобувшаяся в валенки, Татьяна.

– Да, Мухтар – умница, как он это делает, знать бы! – восторженно подтвердил похвалу хозяйки Степаныч, помогая той открывать массивные ворота.

И открыв обе половины, они так и остались стоять возле них, дожидаясь приближающегося Сергея.

– Здорово, милиция! – спрыгивая с саней на ходу, весело крикнул приехавший и, крепко пожимая другу руку, прикрикнул: – Гнедок, домой!

Красавец конь, тряхнув припорошённой снегом заиндевевшей гривой, согласно фыркнул, выпустив облако пара, и, послушно въехав в открытые ворота, остановился только у своего привычного места во дворе.

– Ну ты воспитал себе помощников, я смотрю, они у тебя, как цирковые, всё могут! – смеясь, удивлялся участковый послушности Гнедого и сообразительности Мухтара.

– Ну так! Дурней, однако, не держим! Мы и сами с усами! – широко улыбаясь, откликнулся Сергей.

– Дай папироску, тёзка! Свои-то все пороздал, они там в городе вообще, что-ли, курить не покупают!

С удовольствием приняв из рук Степаныча папиросу, прикурил и крикнул отошедшей вглубь двора жене.

– Мать! Ты там от бандитов подарки-то из саней в летнюю кухню спрячь, а то до праздника всё распотрошат!

Но было уже поздно. Из кухонного окна, разрисованного морозом, уже торчали две шкодные рожицы сыновей, которые ладошками пытались отогреть стекло, чтобы лучше видеть происходящее во дворе…