Ольга Лемановская - Сокровища Креста

– Монашечка наша, бедненькая, ты бы сразу рясу на себя надела и старьё своё прикрыла бы!

Кто-то из ребят неуверенно хохотнул и замолчал. Почти у всех родители были простыми работягами и одеты были все неважно. Мальчишки даже немного отодвинулись от своего предводителя, и в классе воцарилась неожиданная тишина. И тут Коля сделал совсем несвойственное ему – шагнул к Пашке, поднял на него свои, сузившиеся от ненависти, побелевшие глаза и вперился ими прямо в зрачки своего обидчика. Долгую минуту они стояли молча друг против друга, и вдруг, на глазах у всех произошло странное – весёлый Пашка сначала откачнулся назад, как от удара, а потом резко сломался пополам, схватившись руками за живот и скорчившись от боли.

Поражённая свита стояла и смотрела на своего поверженного вожака, забыв броситься на помощь. А Коля обвёл глазами ребят, как будто предупреждая каждого, и спокойно пошёл к своей парте. Пришедшая на урок, историчка быстро организовала скорую и везунчика отвезли в больницу. Как выяснилось потом, с приступом острого гастрита, но одноклассники поглядывали теперь на Колю с опаской и, на всякий случай, перестали его доставать.

Но больше всех это происшествие поразило самого Колю. Он всё прокручивал и прокручивал ту решающую секунду, вспоминал свои ощущения, и всё больше убеждался, что всё дело было в его взгляде. В тот момент, когда он уставился в Пашкины глаза, он сосредоточил в нём всю ненависть и злость, на которую только был способен. Только он заметил, как метнулись в сторону зрачки его противника и дёрнулась назад его голова. В тот момент он почувствовал первый раз в жизни огромную уверенность в себе, в своих силах и ….. бешеное злорадство над болью, согнувшегося перед ним, гордого Пашки.

С отцом Алексием Коля это происшествие обсуждать не стал, знал, чувствовал, что одобрения не получит. Да и боялся, что тот в нём разочаруется, а ему ещё нужна будет рекомендация батюшки для поступления в семинарию. Перед сном у него уже стало традицией вспоминать и обдумывать снова и снова свою победу. Как тогда сказал мне батюшка? Зачем то он появился на твоём пути и ты поймёшь это потом, позже! Вот для чего! У меня точно есть какая-то странная сила во взгляде, нужно только сконцентрироваться и смотреть точно в зрачки! Где-то глубоко внутри один раз его царапнула мысль, что это могут быть происки дьявола – именно это скорее всего и сказал бы ему отец Алексий, но Коля сразу загнал её глубоко в подсознание. Ему так понравилось это ощущение спокойствия и уверенности в себе, что возвращение старого, забитого, неуверенного в себе Коли, он категорически не принимал.

В то время пол страны зависало перед телевизором, глядя на различных психотерапевтов и экстрасенсов. Кашпировского и Чумака крутили по центральным каналам, люди пересказывали легенды о волшебных излечениях знакомых друзей дальних знакомых. И Коля Трусов начал скурпулёзно изучать различную литературу по этой теме. Сидел в библиотеках, изучая труды настоящих психотерапевтов и жадно вникая в разные методики гипноза. Его это так захватило, что несколько вечеров, вместо посещения церкви, он провёл на вокзале, с азартным интересом наблюдая, как работали обычные цыгане, используя свою нехитрую методику забалтывания намеченной жертвы. Коле тоже хотелось на ком-то практиковаться, и больше всех опять «повезло» Пашке Колесову. Вернувшись в школу после больницы, тот вроде вёл себя как прежде, но даже его свита, которая заметно поредела, заметила, что от Колиных глаз он увёртывался, как мог. Но иногда Пашка терял контроль и всё таки попадал в, преследующие его, ненавидящие глаза и быстро отворачивал от них свою поплывшую голову. Девятый класс он закончил неважно, часто болел, а в десятый класс Пашка уже пошёл в другую школу, которая находилась в другом конце их небольшого городка. Коля теперь мог спокойно закончить школу.

Ранним утром траурная процессия тихо и медленно двигалась по неширокой просёлочной дороге, обвивающей густой лес. Возглавлял колонну батюшка, высокий, с крепкой спиной, с округлым приятным лицом, обрамлённым пышной светлой бородой. Гроб с Василием несли дед Захар, Сашка и еще четверо молодых мужчин, а сразу за ними делала мелкие шажки старая Агафья. Бледная Вика шла рядом, чуть пошатываясь, и изо всех своих последних сил поддерживала старушку под локоть. Она слышала, как Агафья тихо, почти беззвучно шептала молитвы. Следом шли соседи, знакомые – их было не мало – около полусотни человек. Шли все молча. Эту скорбную тишину разрушало оглушающее, утреннее многоголосье птиц. Процессия выгнулась на повороте и стала медленно затягиваться за лес. И сразу открылся потрясающий по своей красоте вид.

С правой стороны колонны лес вытянулся высокими стройными елями. А левее, на небольшом возвышении на них, пустыми глазницами окон, смотрела полуразрушенная церковь. Её высокие, светлые когда-то, стены были изрыты красными кирпичными островками. Большая луковица сохранившегося купола поблёскивала на солнце оставшимися серебристыми бочками. На кресте не осталось верхней перекладинки, но это не мешало величавому виду. Вика тихонько охнула и невольно остановилась, но Агафья легонько погладила её по руке и потянула за собой. Лес, изогнувшись, почти вплотную приблизился к храму, но здесь было больше разнодеревья. Деревья стояли уже не так плотно друг к другу. Присмотревшись, Вика поняла почему – сквозь деревья, на редких полянках она увидела кресты. Какие-то стояли твёрдо, но их было не много, покосившихся было больше. Прямо перед ними было старое кладбище! Вика зажмурила глаза – вот он, мой ночной кошмар! И прямо точь в точь, только вид был сверху, с высоты! Вика замедлила шаг, не открывая глаза, но рука старой Агафьи стала твёрже и заставила её сделать следующий шаг. Траурная колонна медленно приближалась к цели. Вика вдруг почувствовала, как Агафья начала плакать. Плакала она беззвучно, подрагивая всем своим маленьким, сухим телом, а слёзы катились и катились из светлых глаз. Вика забыла о себе, ей так стало жалко бабушку, что приобняв ту за плечи, теперь уже она вела её. Проход к ухоженным могилам был узким, было заметно, что люди с трудом отвоёвывали старое кладбище от прожорливого леса. Свежих могил было немного. За молодыми деревьями угадывались бугры погребальной земли и кое-где лежавшие на земле кресты.

По очень узкой тропинке печальная колонна по одному втянулась на небольшую полянку и Вика сразу увидела свежевыкопанную глубокую яму с высоким холмом чёрной земли рядом. От густого запаха потревоженной земли её сразу замутило и она покачнулась на ослабевших ногах. Она повернулась назад, но весь узкий проход был плотно забит людьми. И она, глубоко вздохнув, двинулась вперёд за Агафьей. Подойдя поближе Вика разглядела, что новое место подготовлено на отдельном большом, мест на семь, участке. Его границы чётко обрисовывала низенькая, но ещё крепкая ограда. Люди стояли вокруг тесно, поставив венки на землю. На участке уже было три добротных памятника в виде крестов. Вика переводила взгляд с одного на другой. Первый крест – Максимов Авдей Захарович 1876—1941, второй, рядом – Максимова Анна Ивановна 1883—1951, третий – Марков Егор Лукьянович 1920—1998. Вика, совсем забыв о своих страхах, распахнутыми глазами разглядывала памятники своих предков, как вдруг Агафья, рванулась вперёд, и осела около третьего креста, заголосила тоненько и страшно: – Егорушка, родненький! Сыночка к тебе принесла. Прости меня грешную, не уберегла! Она, вытянув свои худенькие руки, будто обняла могилку мужа. Вика замерла, а потом слёзы градом потекли из глаз, она попыталась подойти к бабушке, но к ней быстро подскочили две пожилые женщины, подняли старушку под руки и тихо стали её успокаивать. Хотя, как можно успокоить в таком горе. Женщины плакали, многие мужчины изредка поднимали руки к лицу, утирая слёзы. Плачущая, растерянная Вика была крепко стиснута людьми и только поэтому стояла – ног она не чувствовала совсем. Она не слышала ничего вокруг, только видела, как люди по очереди стали бросать горсти земли в свежую могилу и отходить, освобождая место следующим.