Леонид Мильчевский - Каникулы на Дальнем Востоке

– Хорошо…

– Мы там как свидетели будем, нас там просто спросят, так что не беспокойся особо.

– Хорошо, давай.

– Пока.

Как знал. Но кого-кого, а полицейский участок я никак не ожидал в посещение мною в такое время. Видимо, серьезно мы вляпались. Очень хотелось надеяться, что «просто спросят». Да ещё и со взрослым… Да, историю утаить точно не удастся. В доме жили на тот момент я, мама и ещё сожитель – довольно высокий мужик лет тридцати, чем-то похожий на долговязого вора из фильма «Один дома». Вместе с мамой выслушавший мою приуменьшенную по тяжести и непозволительно укороченную историю, он пошел со мной на следующий день.

***

Прибыть надо было к девяти утра, но мы все-таки припоздали. В строгом кабинете уже сидел Герман с дедом. Участковым была женщина средних лет, с короткими коричневыми волосами в легкой темной кофте. Я удивился даже – полицейский, да ещё без формы! Видимо, тут она не пригодится, потому что не только тётенька, да и почти все другие сотрудники, что я встречал по пути к кабинету, тоже её не носили. Участковый сидела за минималистичным офисным деревянным столом и что-то писала в листок.

– Здравствуйте, – мы с ним поздоровались и вошли в кабинет.

– Здравствуйте, садитесь, – ответила нам полицейский.

Помимо главного человека в комнате сидела ещё одна женщина. Располагаясь на стуле со спинкой возле длинной тумбы, заваленной бумагами, что стояла к нам боком, думаю, сотрудница контролировала процесс. Также я поприветствовал друга, и мы с сожителем сели на свободные стулья. Если госслужащие были ближе к правой стороне комнаты, то все остальные были ближе к левой. Свободных стульев почти не осталось.

Повисла неловкая тишина. После нескольких пробубненных следователем слов я подумал, что меня спрашивают о ситуации, как все оно было. Я начал пересказывать все, что было выше, и планировал закончить на данном моменте. Практически все посмотрели на меня, как на пришибленного, и сказали, что ничего говорить не нужно. Друг уже рассказал. «Ну и хорошо, пусть будет так», – подумал я. Позже нам участковый задавала с Германом различные вопросы, из которых мне запомнился один ключевой момент. Нам предлагали признать, что Коля съехал с обрыва без посторонней помощи. Конечно же, мы единогласно заверили о том, что ни за что бы не подставили так мерзко друга, абсолютно исключая сию подлую вероятность. Участковый, слава богу, поверила нам на слово и записала в протоколе все, как будет нужно. Она никоим образом не давила на нас, не ставила принудительно в положение обязательных допрашиваемых. А мы были взаимны с ней, благо, скрывать нам было нечего. И так выпало счастье выбраться целыми. Потом нам дали бумажку из дела на подпись. Я заметил, что у Германа очень красивый почерк для мальчика, да и ещё в таком возрасте. Я же недалеко от его на вид аристократичной подписи поставил свою корявую кляксу. Бумагу забрали. Мне казалось, что на этом сеанс будет окончен, но нас заставили всех вместе присесть в машину и проехаться к месту, где низвергнулся невольник несчастного случая. Нас просили показать, где именно это произошло.

В машине нас уже ждал водитель – мужчина преклонных лет, в широких прямоугольных очках и с залысиной. Вместившись вшестером в небольшую легковушку, мы быстрым темпом преодолевали сотни метров. Сближались с точкой, что мы с другом описывали, проговаривая направление. В обратном порядке проносились дома, что вчера я видел, когда ходил пешком. По тротуарам проносились люди, а мы, в самой обычной машине, без мигалок и прочих знаков различия, ехали к сопке. До этого никто почти не знал нашу историю, а теперь тот, кто узнал, желает увидеть её со стороны. Лицезреть начало внезапной драмы. Ведь никого на краю обрыва сейчас нет, верно? Люди ведь на ровной и прочной земле? Значит, это начало. Но, конечно же, до финала доводить не желает никто. Мы сворачивали на пыльную дорогу. Мы миновали глыбу… За окном появился роковой, почти незаметный, песчаный след на голой грубой породе.

– Вот, здесь! – говорит Герман, указывая в окно.

– Да, вот оно, – подтвердил тут же я.

Машина остановилась. Тётенька, опустив стекло, вглядывалась в картину, что была сотворена вчера, как сыщик, обыскивающий место преступления. С серьёзным взглядом и лёгким прищуром нерастушеванных век.

– И нахер вы туда полезли? – увидев высоту и не в состоянии сдержать понятное удивление, более высоким, чем обычно, голосом сказала участковый.

– Скучно было… – тихо и виновато оправдываюсь я, никуда не глядя.

Машина, будто экскурсовод, снова набрала скорость и миновала заброшенное хранилище горючего, показала скалистую стену и проехалась около начала злосчастного подъема, но не спешила останавливаться. В полном молчании мы вернулись к участку, где нас и отпустили. Видимо, участковой все и так уже было понятно.

На пути домой Герман клялся, что никогда больше не полезет не только на эту сопку, да и вообще будет остерегаться ей подобных. Это ставило под угрозу посещение Скалки, на которой мы так любим смотреть на поселок с высоты и просто хорошо проводить время. Перед тем, как распрощаться, он попросил подождать его и, сбегав домой, вынес мне коробку с диском, с записанным на носителе то ли фильмом, то ли игрой. К ней приклеена бумажка с надписью: «От друзей». «Друзья» просил меня отнести подарок Коле в почтовый ящик. На логично следующий вопрос: «Почему я, а не ты?», то он ответил, что его гложет и мучает чувство вины от бессилия в плане помощи Коляну. Теперь оно просто не подпустит его к дому друга. Я понял Германа и, взяв диск, пошел к дому на набережной реки Серебрянка. К слову, Николай и познакомил меня с Германом в начале этого лета, а времени прошло не более двух недель. Думаю, так и закаляется настоящая дружба. Да и вообще человек.

Я шел и думал: «А как бы мы спасли его, если никто из нас даже не предполагал этого?». По результату несложных размышлений совесть отключала своё вещание.

Почти каждый день из тех десяти, что Коля был в больнице, я проверял его почту. Диск никто не спешил забирать. Показательное пренебрежение или просто никто не ожидал увидеть что-либо в ящике? Странно.

Выходя гулять, в моей голове часто мелькала мысль посетить Колю в больнице. Но каждый раз я вспоминал об этом, когда приходил домой, за что корил свою нецеленаправленную личность. Мама говорила, что я ужасный и никчемный друг. Может, так и есть. Герман ведь приходил в палату к нему время от времени. Сейчас я бы, конечно, не раздумывая, топал в больницу, а тогда… Даже не знаю, что на меня находило. Просто не пришел, и все. Но как только я узнал от Германа, что Коляну разрешают выходить на небольшие прогулки, я сразу же поспешил узнать об этом поподробнее. На вопрос по типу «где и когда наш раненый друг дышит свежим воздухом» мне информатор ответил: мол, гуляет он во дворе единственной в поселке школы с четырех дня до пяти вечера. Что ж, мне несложно будет проверить.