Екатерина Береславцева - Другая

– Каким ветром к нам, Лилёк?

– Разве мы знакомы? – с трудом выдавила из себя Лиля непослушными губами.

– А то! – хохотнул он. – Потому и удивляюсь. Как это вы до нас снизошли?

– Долгая история…

– А ты расскажи. До следующей пятницы мы совершенно свободны! – Вслед за сигарой из кармана показался спичечный коробок. Мужичок затянулся.

– Что-то мне не хочется…

Лиля сделала попытку встать, но не смогла – ноги затекли до невозможности, а сил исправить это обстоятельство у Лили пока не было.

– Я же говорю, в ногах правды нет, – усмехнулся мужичок. – Не торопись, Лилёк, побудь с нами. Или тебе западло?

– Что это вы к себе во множественном числе…

– Так я не один! Или ты запамятовала о моём дружке?

С этими словами незнакомец, гадливо улыбаясь, потянулся рукой куда-то себе под дублёнку, и Лиля в ужасе замерла. К счастью, всё оказалось не так страшно, как она подумала, хотя и довольно неприятно. Мужик извлёк из-под дублёнки существо, похожее на огромную толстую крысу, которое, попав на воздух, усиленно заработало любопытным пушистым носом.

– Крыса! – ахнула Лиля, отшатываясь назад.

– Вот ещё! Галя не крыса, Галя – нутрия! Правда, моя хорошая?

Он потёрся носом с грызуном. Лиля брезгливо скривилась.

– Омерзительная гадость!

– Сама ты гадость! Галя, ты только посмотри на неё!

И Галя посмотрела. Она повернула мохнатую голову в сторону Лили и долго-долго всматривалась в испуганное женское лицо. Лиля сидела ни жива ни мертва, боясь пошевелиться. Она слишком хорошо помнила историю из своего детства, когда однажды, пробравшись в подвал собственного дома, вдруг встретилась там с крысой. Огромной, отвратительной, чёрной крысой! Если бы не Анатоль, который был в тот момент рядом, неизвестно, сколько бы пролежала Лиля на каменном полу, грохнувшись от потери сознания.

И вот теперь, вновь переживая ужас тех мгновений, Лиля не могла оторвать зачарованного взгляда от гадкого существа. И когда нутрия, шевельнув длинными белыми усами, вдруг злобно оскалилась и подалась вперёд, Лиля, вскрикнув хриплым от страха голосом, пошла проторенной дорожкой – потеряла сознание…

– Ландыши, ландыши, светлого мая приве-ет…

Лиля застонала, заворочалась и с трудом разлепила глаза, перед которыми плавал туман. Несколько долгих минут она силилась понять, кто она такая. В памяти вспыхивали моменты какого-то кошмара: ухмыляющиеся оскалы незнакомых ей людей, зловонный запах, холод, пробирающий до костей…

– Ты сегодня мне принёс не букет из пышных роз, не тюльпаны и не лилии…

Лилия! Вот как звали её! Слова простенькой песенки, доносящейся откуда-то издалека, помогли вспомнить и собственное имя, и события, предшествующие её появлению тут. События, о которых ей совсем не хотелось вспоминать!

Она опять застонала и зажмурилась – ничего не вижу, никого не слышу, никому ничего не скажу… Не помогло. Наоборот, чернота послужила прекрасным фоном для нахлынувших воспоминаний. Чтобы хоть как-то прервать их, отдалить хотя бы на время, Лиля вновь распахнула глаза и заставила себя оглядеться.

Комната, в которой она очнулась, производила неприятное впечатление, особенно на человека, привыкшего совсем к другим условиям. Потолок свисал так низко, что, казалось, до него можно было достать рукой. Чистотой он тоже не радовал – весь в каких-то пятнах, трещинах, в некоторых местах обнажённый до дранки. Помимо неудобной жёсткой кровати, на которой лежала Лиля, в маленьком помещении находился платяной шкаф с большим мутным зеркалом, в котором отражалось приземистое кресло, накрытое вульгарной ярко-розовой тряпкой, какие-то коробки и тюки на полу, а также кусочек окна, мытого, видимо, ещё при царе Горохе. Занавесок на карнизе не было.

Сколько же дней она провела в беспамятстве? Два? Три? Казалось Лиле, что уже очень давно она ощущает под собой эту жёсткую поверхность. И ещё вспомнились чьи-то руки… Да-да, чьи-то – кажется, женские, – руки то накрывали её одеялом, то прикладывали холод ко лбу, то вливали в её вялый рот тёплую жидкость, то ласково гладили по плечу… Не их ли обладательница сейчас поёт где-то за пределами этой убогой комнатёнки?

– …пусть неярок их наряд, но так нежен аромат, в них весны очарование…

Акварельные слова песни плохо сочетались и с окружением, и с внутренним состоянием Лили. Жалкими, нелепыми показались они девушке, но долго ещё она внимала им – морщась от досады, но не решаясь прервать.

– Эй… – наконец отважилась произнести Лиля, пугаясь собственного хриплого голоса.

Тотчас же песня оборвалась, и послышались шаги, которые направлялись в Лилину сторону.

– Очнулась!

На пороге, радостно сверкая щербатым ртом, возникла женщина, которую Лиля сперва не узнала. Её длинный, до пола, халат, украшенный райскими птицами, переливался всеми цветами радуги, успешно гармонируя с розовой тряпкой на кресле, а на голове красовалось что-то подобное восточному тюрбану. Но грубое неухоженное лицо её, особенно эти чёрные глаза, похожие на угольки…

– Ты! – вскрикнула неприятно поражённая Лиля.

– Я, – ласково согласилась женщина, оказавшаяся той самой неудачливой воровкой, которая чуть не стащила Лилину сумочку. – Как ты себя чувствуешь, Лилёк?

– Если бы не твоё присутствие, было бы гораздо лучше! Как я оказалась в твоей хибаре?

– А ты что, не помнишь? – тёткина улыбка от явного Лилиного хамства стала угасать.

– Если бы помнила, не спрашивала бы!

– Ну что ты кусаешься, Лилёк, – вздохнула хозяйка. – Я вроде не чужая тебе…

– Ты не ответила на мой вопрос!

– Ну а что отвечать… Иннокентий тебя принёс. Ну, дядя Кеша, – заметив непонимание в Лилиных глазах, пояснила тётка, – помнишь, он когда-то заходил к нам. Точнее, ко мне…

Она покраснела.

– Хахаль твой, значит. А эта его дрянь усатая…

– Галя? – поёжилась тётка. – Я тоже её не особо люблю…

– Они друг друга стоят, красавцы, – Лилин взгляд задумчиво прошёлся по комнате, затем вернулся к хозяйке дома. – Сколько дней я тут?

– Три… или четыре, не помню. Жар у тебя был, ну я и лечила чем могла…

– Четыре дня! – Лиле даже в голову не пришло поблагодарить женщину за спасение. – Офигеть!

– А что это ты отца всё время вспоминала, Лиль? В бреду всё папа, да папа… Встретила его, что ль?

– Не твоё дело!

– Ну как же не моё, Лилечка! – забормотала тётка жалобно. – Всё-таки муж мой, хоть и бывший…

– Ты что, с дуба упала?

– Ну ладно, не муж, – стыдливо согласилась женщина, – ведь мы с ним так и не расписались. Но ты ведь знаешь, почему! Всё мать его, цаца московская! Мол, не ровня он мне, провинциалке. Зато когда её сыночек в кутузку угодил, на коленях ползала, всё умоляла на себя вину взять. Сразу ровней стала, ага.