Екатерина Береславцева - Выше облаков

Кромешная темнота сменилась ярким светом, болезненно ударив по моим закрытым глазам. Это случилось вдруг, в одну секунду, и было таким острым и страшным ощущением, что невольно я застонала.

– Очнулась, Иван Семёнович!

Внешний мир вторгся в меня неумолимо. Беспощадно. Громкий стук, похожий на звук идущих механических часов, увеличенный стократно, надсадно и монотонно буравил мои виски. В животе чувствовалась зияющая пустота. Как будто из меня зачем-то вынули все внутренности и забыли вложить обратно. А ещё было очень холодно. Нестерпимо холодно.

Веки разлепились с трудом. Никогда ещё я не видела такого ослепительного потолка. Идеально ровное белое море омывало квадратные светящиеся островки люминесцентных ламп.

– Как вы себя чувствуете, Маргарита Станиславовна?

Незнакомый низкий голос заставил меня слегка повернуть голову направо. Надо мной склонилась широкоплечая мужская фигура в белоснежном халате. Светло-голубая полупрозрачная шапочка на лысеющей голове, плотная маска на лице, серьёзные карие глаза.

– Не знаю, – удалось выговорить мне. – А где я?

Густые брови чуть дрогнули.

– В третьей городской больнице. Мы вас хорошенько почистили, Маргарита Станиславовна.

– Почистили? – До меня не сразу дошёл смысл этого слова. – А я была… грязная?

– У вас был острый перитонит, – медленно, словно ребёнку, объяснил мужчина. – Нам пришлось немало повозиться. К счастью, у вас сильный организм.

– Сильный организм… – повторила я. – А как я сюда попала?

– Вас привёз ваш отец.

– Да? Я не помню.

Что-то мешало мне сосредоточиться. Может быть, этот размеренный стук?

– А что вы…

– Вы можете это отключить? – раздражённо перебила я его.

– Что отключить? – голос доктора стал ещё мягче.

– То, что стучит так нудно. Или это дождь?

– Вам показалось, Маргарита Станиславовна. В реанимации тихо. А за окном светит солнце.

– В реанимации? – я уцепилась за страшное слово. – Я в реанимации?? Почему я в реанимации? Я что, умираю?!

– Всё уже хорошо, успокойтесь! – Доктор присел на стул и коснулся моей руки. Прикосновение было неприятным. – Операция прошла успешно, и скоро вы сможете увидеть своих родных.

Его глаза внимательно и устало смотрели на меня.

– Вы не имели права оперировать меня без моего согласия! – жёстко сказала я.

Слева послышался звон чего-то упавшего.

– В данной ситуации я такое право имел, – голос врача не изменился. – Вы были без сознания, и согласие на операцию дал ваш отец.

– Я не верю. Он не мог этого сделать, не посоветовавшись с моим врачом.

– Фёдор Васильевич подписал все необходимые бумаги, – всё так же ровно произнёс мужчина. – Вам их показать?

– Не сейчас. – Я немного подумала. – Мне нужно позвонить своему доктору. Я могу это сделать?

– Конечно. – Он встал. – Но только позже. Сейчас вам необходимо отдохнуть.

– Я сама буду решать, отдыхать мне или нет! – я повысила голос. – Я не устала и желаю сейчас же позвонить единственному врачу, которому я доверяю!

– Пока вы находитесь в моей больнице, вы будете делать то, что я скажу, пациентка Громова! Я наслышан о вашем характере и предупреждаю, что со мной вам незачем упражняться в хамстве и грубости. Прошу это запомнить! Анечка, приготовьте всё для инъекции, Маргарите Станиславовне пора спать.

– Со мной так ещё никто никогда не говорил! – от возмущения меня бросило в жар.

– Привыкайте, – кинул на прощание доктор и вышел.

Я посмотрела на медсестру. Лицо её пошло красными пятнами.

– Как вы могли такое сказать! Иван Семёнович – гений! Да если бы не он…

– Если бы не он, я бы не валялась сейчас в вашей мерзкой больничке, а находилась под наблюдением самого лучшего доктора! Моего доктора!

– Иван Семёнович вас с того света вернул, – тихо сказала девушка. – Может быть, не надо было?

– Делайте уже свой укол! Я устала с вами спорить. И отключите, наконец, эту штуковину, она меня бесит!

Я бессильно закрыла глаза.

– А носик у нас папин, а глазки бабушкины. Лапочка моя, солнышко, доченька долгожданная!

Так вот что стучит так монотонно! Сердце этой юной женщины! Теперь, когда я поняла это, колючее раздражение отпустило меня. Перед глазами проплыло светлое размытое облако, а в нос проник запах, сладкий и смутно-знакомый, заставивший вздрогнуть всё моё существо. Вздрогнуть и неистово потянуться губами к тёмно-розовому облачку поменьше…

– Доброе утро, Маргарита Станиславовна!

Я непонимающе уставилась на человека, сидящего рядом. Сон, всколыхнувший меня, всё ещё держал в своих объятиях. Не отпускал. Мучил. Мне редко снятся сны. Пожалуй, я их по пальцам могу пересчитать. Я здравый человек, и к сновидениям у меня точно такой же подход. Ночь нужна для того, чтобы спать. Видимо, непривычные для меня нынешние обстоятельства вынудили организм работать по-другому. Ничего, выпишусь – приду в себя.

– Здравствуй, Ирина. Как это тебя пропустили в реанимацию?

– Мы так волновались, так волновались, Маргарита Станиславовна!

На лице моей заместительницы появилось заботливое выражение. Ага, волновались они, как же! Знаю я, что вы думаете про меня. Так ей и надо, нашей железной леди.

– Ты знаешь, что я не выношу лицемерия, Ира! – я поморщилась. – Что там у тебя? Ты же не просто так пришла, проведать несчастную больную?

– Зачем вы так говорите, Маргарита Станиславовна! – кажется, девушка даже расстроилась. – Нам позвонил Фёдор Васильевич, сказал, что операция была очень сложная, и мы все очень испугались за вас!

– А где сам Фёдор Васильевич?

– Он… У него же встреча в Дрездене, вы забыли? – лицо её стало жалким.

– Ах, да!

Я и не ждала проявления добрых чувств от своего отчима. Подумаешь, единственная падчерица попала в больницу, эка невидаль! Гораздо важнее встреча с Шульцем, которой он добивался почти год. Ну и что ты раздражаешься, Марго, разве сама бы ты не так поступила на его месте?

– Может быть, вам что-нибудь принести, Маргарита Станиславовна? – Ирина скосила глаза на медсестру, которая возилась с каким-то прибором в дальнем углу комнаты. – Мы не знали, что вам можно…

– Маргарите Станиславовне сейчас ничего нельзя, – сухо ответствовала вчерашняя Аня. – У неё глюкоза вместо апельсинов и судно вместо горшка.

– Ой, – вздрогнула впечатлительная Ирина и посмотрела на меня.

– Наша медицина – самая добрая медицина в мире! – громко сказала я.

– Тогда я пойду, Маргарита Станиславовна? – Мне показалось, что глаза моей заместительницы улыбались. Ничего, голубушка, вот выйду я на работу, посмотрим, кто будет смеяться последним! – Выздоравливайте поскорее!