Гэвин Лайл - Изнанка неба

Неожиданно в дальнем конце этой импровизированной пещеры, где сходились ее стены появилось мерцание желто-зеленого света. Радио отозвалось страшным треском радиопомех.

Я щелкнул выключателем, еще сильнее приглушил задвижки, увеличил крен на нос и вынырнул из слепого тумана на открытое пространство на высоте четырехсот футов над морем. Скорость упала до ста двадцати узлов, и мне пришлось немного прибавить газ. Теперь можно было и осмотреться. Горизонт был почти неразличим: море и небо просто сливались на неопределенном расстоянии передо мной. Сплошная пелена туч походила на потолок, затянутый паутиной, сквозь которую то там, то сям просвечивали белые клочки. Море под нами, казалось, не имело глубины: так, серая металлическая поверхность медленно перекатывалась уступами, лениво взрываясь мириадами брызг.

Кен снова посмотрел на часы.

– Правый поворот. Курс восемьдесят семь градусов.

Я немного повилял из стороны в сторону. Машина послушно отзывалась на мои манипуляции, даже с некоторым перебором, но потом все-таки занимала требуемое положение, тяжело покачиваясь из стороны в сторону. Но небольшой скорости и бурном, порывистом ветре "Пьяджио" требовалась твердая рука, но я слишком перегибал палку и еще не был в состоянии сказать, что влияло на него в данный момент: порыв ветра или мое управление.

Мы попали в шквал. "Пьяджио" тряхнуло и тысячи маленьких молоточков застучали по крыше кабины. Вода стала заливать ветровое стекло и затем рассыпалась на сотни крошечных ручейков.

Кен кивнул головой в сторону ветрового стекла.

– Стеклоочистители отсутствуют. Считается, что поток воздуха достаточно силен, чтобы взять на себя их роль. Обычно так и случается.

Шквал оказался довольно сильным для тыльной части атмосферного фронта. Впереди нас наверняка ожидал настоящий водопад. Меня волновало отсутствие четких ориентиров: горизонта не было; дождь, облака смешались в одну серую массу, и окружающее меня пространство потеряло глубину.

Дождь перестал стучать по корпусу самолета, и я посмотрел через ветровое стекло кабины. Понятие видимости в данных условиях потеряло всякий смысл. Пока я таращился на воображаемые острова, мы вполне могли врезаться в море.

– Я буду следить только за приборами, а ты займешься наблюдением.

– О'кей, – отозвался Китсон.

Я проверил обороты двигателя, температуру и снова уставился на приборы для полета вслепую. Таких здесь было шесть: указатель скорости, искусственный горизонт, подъем-снижение вкупе с радиоальтиметром, компас и указатель крена. Они были сгруппированы на двух разных панелях, и каждую секунду мне приходилось переводить взгляд с одной группы на другую. Математический кроссворд пополам с тренажером для проверки реакции. Дергай нужные ручки управления и считывай показания приборов. Это не имело никакого отношения к пилотированию, да и само понятие борьбы за выживание отошло на задний план. Сухие цифры показаний приборов, реакция и два раза в каждую секунду окинуть взглядом две группы приборов. Два раза, потом еще, и мы продолжали бороться за жизнь.

Эти приборы ничего не скажут тебе, если на твоем пути окажется скала. Остается уповать на случай. Интересно, что наш осторожный Джек Клей делает в этом цирке? Еще один такой полет...

"Пьяджио" послушно повторял мои движения, постоянно корректируя траекторию полета. Ладони у меня стали мокрыми, я ненадолго расслабился и снова вцепился руками в штурвал.

Дождь снова забарабанил по ветровому стеклу. Рядом со мной Китсон решил закурить, пламя зажигалки ярко вспыхнуло в сумраке кабины, и она стала наполняться дымом.

Он протянул мне зажженную сигарету; не отвлекаясь от наблюдения за приборами, я сделал пару затяжек и вернул ее обратно.

Паническое настроение угасло, но что-то все-таки продолжало меня беспокоить.

Дождь снова прекратился, полет стал проходить ровнее, высота продолжала оставаться около четырехсот футов и точность следования по курсу укладывалась в один-два градуса. В данный момент это особой роли не играло, ведь мы уже были близко к цели и из-за одного-двух градусов мы не могли ни врезаться в скалу, ни пропустить что-нибудь важное. А если ошибка была велика, то требовалась серьезная корректировка курса.

– Сколько осталось до Пори? – спросил я.

– Я занят наблюдением.

Мне оставалось только молчать, но, наконец, Китсон протянул сигарету и взялся рукой за угол карты.

– Около восьми миль. Почти под прямым углом к правому борту.

– А если предположить, что мы отклонились к югу миль на пять?

– Тогда в двух милях прямо перед нами. А какого черта мы должны были сбиться с курса?

Вместо ответа я вернул ему сигарету. Почему, почему? Потому, что у меня было такое предчувствие, вот и все. Но самые первые уроки летного дела учат не доверять своим чувствам и инстинктам. Правда после пятнадцати лет полетов появляется уже шестое чувство. Что-то заставляет тебя по-другому смотреть на различные факторы, вероятности, намеки... и у тебя появляется предчувствие.

Я же сказал ему, что мы находимся намного южнее проложенного курса, а почему?

Мне было не до того, чтобы задумываться на эту тему в таком полете, слишком много забот выпало на мою долю...

– Мы поворачиваем на север, – объявил я.

– Что? – уставился он на меня. – Какая муха тебя укусила?

– Мы отклонились южнее нашего курса, – сказал я и заложил левый поворот. Стрелка компаса поколебалась и начала поворачиваться на север. Еще один шквал окатил нас водой.

– Черт побери, Джек! – он хлопнул здоровой рукой по карте. – Ты доиграешься, и уж тогда мы точно потеряемся. И все из-за того, что у тебя появилась идея... Круче влево! – неожиданно выкрикнул он.

Я повернул штурвал до отказа, буквально поставил самолет на крыло и до упора выдвинул сектор газа. Двигатель взревел, самолет завис в воздухе и провернулся вокруг воображаемой оси.

– Скажи мне, когда можно выравниваться! – завопил я.

Китсон выглянул в боковое окно.

– Пожалуй сейчас. Теперь опасность миновала.

Самолет и штурвал стали принимать нормальное положение, а моя рука потянулась к управлению задвижками дросселей.

– Что это было?

– Вот он, – кивнул он головой направо, – твой проклятый остров Пори.

Теперь мы летели на северо-запад, почти по ветру. Я выровнял его полет и стал медленно поворачивать направо.

– Ну теперь мы точно знаем наши координаты. Дай мне направление на Саксос.

Китсон проводил взглядом остров позади нас и снова вернулся к карте. Вид у него был сконфуженный.

– Теперь путь свободен. Больше островов до самого Саксоса не предвидится. Пятьдесят миль спокойного полета, – его голос звучал несколько напряженно. – Ты неправильно дал скорость и направление ветра.