Андрей Томилов - Пленники тайги

Вспомнив всё это, Клаша снова нахмурилась, ей стало себя жалко, она уселась на высокое крылечко избушки и горько заплакала.

Досыта наплакавшись, девочка зашла в избушку и осмотрелась. В углу, на камнях, стояла печка, наполненная дровами и берестой для растопки. На столе, возле маленького оконца, лежала коробка спичек, пачка махорки и остаток от газеты. На нарах была старая, затхлая трава, а сверху расстелена старая, с торчащими клочками ваты, телогрейка. Такая же телогрейка висела на стенке, на гвоздике.

На других нарах, с той стороны стола, вообще не было ничего, тускло светились голые жерди. На жердях, перевернутыми вверх дном покоились закопченный чайник, такая же закопченная кастрюля, кружка и ещё маленький котелок, с проволочкой вместо дужки. Из стены над оконцем торчала алюминиевая ложка, она была воткнута там, между брёвнами.

– Эх, ты, гномик, зачем же мне ложка, ягоды, что ли хлебать?

Взяв кружку, она сбегала к реке, попила там и принесла целую кружку воды в избушку, поставила на стол.

– И махорку мне не надо, её только пьяные, деревенские дядьки курят.

Отбросила пачку на голые нары, за чайник.

***

В зимовье Клаша жила долго. Почти целый месяц.

Она сама растапливала печку и в домике становилось тепло. Так тепло, что можно было снять курточку, забраться на нары, в самый уголок и тихонько плакать. Она научилась приносить с реки воду в чайнике и греть её. Тёплую воду было приятно пить. А ещё у Клаши случилась большая радость, когда она, спустя несколько дней после того, как поселилась в домике, обнаружила почти целый мешок сухарей. Мешок был привязан к потолку и сразу девочка его не заметила, вернее, заметила, конечно, но не придала этому значения. И лишь через несколько дней, просто из любопытства, она сняла мешок и с трудом развязала его. Клаша запрыгала от радости, когда вытащила первый сухарь. А ещё там же, в сухарях, лежал мешочек поменьше, с макаронами. Она всё это грызла и запивала водой. Казалось, что такой вкуснятины Клаша ни ела ни разу. Очень ей понравились сухари и макароны.

Дрова, которыми Клаша топила печку, лежали под нарами, и вот, уже закончились. Она стала ходить по лесу, вокруг домика и собирать хворост. Правда, хворост плохо разгорался и тепла от него было совсем мало. Потом закончились спички, стало нечем растапливать печь. Снова плакала.

Потом закончились макароны, хотя Клаша и берегла их, грызла только по три штуки в день. Закончились сухари, даже крошки, которые она вытрясла из опустевшего мешка в кастрюлю и ела их ложкой.

Ночью в домике становилось невыносимо холодно и Клаша натягивала на себя старую фуфайку, поджимала коленки и трудно засыпала. Постоянно снилась какая-то еда. И днём, и утром, и вечером, постоянно хотелось есть.

Снова пришлось заниматься собиранием ягод. Девочка даже забиралась на развесистый куст черёмухи и собирала ягоды. Однажды её внимание привлекло какое-то красное пятно под пологом леса, в стороне берега. Она подошла ближе и обнаружила там рябину, всю усеянную гроздьями ягод. Клаша насобирала там целую кастрюлю ягод, рассыпала их на столе и ела, не вставая с нар. Там же, возле рябины, на глаза попала огромная, смолистая шишка. Когда-то давно, когда Клаша была ещё маленькой, папа привозил откуда-то такие шишки. Он сам выковыривал из них орешки, раскусывал их, а ядрышки отдавал Клаше. Было очень вкусно.

И вот теперь Клаша сама нашла такую шишку. Она попробовала её расковырять, но только вся перепачкалась в смоле и отложила это занятие на другое время.

Почему-то часто хотелось спать. Клаша прикрывалась фуфайкой и проваливалась в тревожный, разорванный на мелкие отрезки сон. Проснувшись, торопливо спохватывалась, выскакивала из избушки, но видела всё те же лохматые деревья, то качающиеся под ветром, а то стоящие тихо и молча, как огромные, заколдованные великаны.

– Эх, если бы я была волшебница, я бы вас расколдовала и тогда вы бы унесли меня к бабушке. Прямо через леса, моря и горы…

Слушала шум реки и возвращалась, начиная плакать ещё там, за дверью.

Пришло время и она смогла расковырять шишку, добыть себе орешки. Щелкать их было трудно, но ядрышки оказались очень вкусными и сытными, даже вкуснее, чем макароны.

Всю ночь дул ветер и когда утром Клаша отправилась искать шишки, радости не было предела, шишки валялись везде. Она набрала полную охапку и принесла в избушку. Можно было ещё собирать, но очень хотелось спать, да и холодный ветер пригнал откуда-то низкие тучи, повалил густой снег. Клаша решила, что началась зима и снова плакала.

***

Утром, выйдя из зимовья, Клаша увидела белые покрывала, закрывшие полянки между деревьями. Снег был мокрый и очень холодный, сразу замёрзли ноги и расхотелось идти в лес, чтобы искать шишки. Она вернулась в домик, залезла в свой тёмный угол и стала доедать кисточку рябины. Ягодки были горькими, но быстро утоляли голод.

К полудню, когда солнышко поднялось выше деревьев, с крыши побежали струйки воды, потеплело. В лесу снег тоже растаял, почти везде. Клаша снова ходила поблизости от избушки и собирала шишки. Она научилась разбивать их толстой палкой и собирала чистые орехи в кастрюлю. Набралось много, может быть не на всю зиму, но надолго. Правда, жить здесь, в холодной избушке, Клаше очень надоело. Она придумывала разные варианты при помощи которых можно выбраться отсюда, вернуться к бабушке, а ещё лучше, прямо домой, к маме. Это были и разные гномы, и другие волшебники, и расколдованные великаны, и замечательные ковры самолёты.

– Ах, как бы они все обрадовались, если бы я выбралась домой, если бы выбралась.

Снова выпадал снег и снова стаивал. Клаша познакомилась с белкой. При их первой встрече они сильно испугались друг друга, даже разбежались в разные стороны. Но уже на другой день снова встретились и стали вместе собирать шишки. Клаша рассказала белке, что она заблудилась и теперь очень хочет домой. Белка тоже что-то рассказывала, прихлопывая передними лапками по стволу дерева, но Клаша так и не поняла, что. Видимо, у белки тоже были какие-то проблемы, и Клаша жалела её.

Однажды, собирая шишки, Клаша набрела на большие, широкие следы. Она так поразилась своей находке, так обрадовалась, что даже бросила собранные шишки и кинулась по следам с криком:

– Дяденька! Дяденька, я же здесь! Дяденька!

Она же почти взрослая девочка, она же прекрасно понимает, что её будут искать. Её уже ищут, и вот, кто-то, может быть, даже папа, прошёл совсем близко от избушки в которой спала Клаша. И не заметил её. Наверное, он кричал, а она спала и не слышала, ах, какая досада.

– Дяденька! Папа! Я здесь…. Здесь….

Крика не получалось. Из простуженного, больного горла вырывались какие-то визги и сипы. И разговаривала она совсем тихонько, – горло болело.