Владимир Гакштетер - Смертельный экстаз

А пацанчик услышал разговор.

– Так здесь рядом самолёт в овраге валяется. Никому не нужен, вот ребята и взяли.

Ничего себе, просто как, обыкновенный самолёт в кустах валяется, чего ещё тут удивительного. Как будто самолёты у нас везде разбросаны…

Посидели мы, отдохнули, как следует, выпили и закусили, конечно. На душе сразу хорошо стало, по телу тепло разбежалось. А наш сосед собираться стал. Серёжа и говорит ему:

– Ты не покажешь, где самолёт лежит. Посмотреть хочется.

– А что показывать, выходите на бугор и вниз смотрите – там он и лежит.

Теперь нам и рыбалка вроде бы не очень интересна стала. Собрались по-быстрому и на бугор. Смотрим вниз, а там действительно самолет небольшой на боку лежит. Спустились к нему, осмотрели. Видно, давно лежит, но состояние неплохое. В кабине вместо приборов дырки, ну и шасси нет – знаем где.

– Зимой видно упал, раз лыжи были. – сказал Серёга – Странно это. У нас не ставят лыжи, не так снежно, да и садятся всегда на аэродром, а лыжи это для поля. Давай запишем номер, попробуем выяснить в аэроклубе. Это их аппарат, а то ещё чей же. В городе только у них аэродром.

Сделал Сергей, как положено запрос в аэроклуб насчёт самолёта и номер его предоставил. А оттуда ответ пришел, мол самолёт угнали, виновный наказан – в тюрьме сидит. Как бы снят вопрос, что ещё.

– Ты знаешь. Странно, что не искали самолёт, – говорю я Сергею – да и виновный наверняка указал место падения. Потом, если лётчик сидит, то за что, ведь самолет почти цел. Туда десяток мужиков, разобрать и на руках вынести можно за полдня. Это сейчас его пацаны разграбили, а тогда ведь цел был.

Но по лицу вижу, что убеждать Серёгу не надо. Глаза загорелись, нюх ментовский сработал, сам понял, что есть над чем поработать. И даёт он мне задание.

– Ты Игорь, поезжай в посёлок, что за оврагом, где самолёт лежит. Там огороды и дворы. Поговори с людьми, может помнят, что. Ведь самолёт без лётчика не летает. Убиться насмерть он не мог, значит выбирался через огороды. А я в ДОСААФ, поговорю о самолёте и лётчике.

Поехал я в поселок Южный, около которого и упал самолёт. От городка до посёлка километров десять по хорошей дороге. И сразу захожу в тот дом, что на краю посёлка у оврага. Встречает меня мужичок, не сказать, что старый, но выпивает – видно сразу.

– Да! Был такой лётчик. Звали Иван, а вот фамилию не знаю, не участковый я. Сказал, что не виноват в падении самолёта, а возвращаться боялся, потому что слегка выпивши был. Рассказывал, что он перед полётом иногда на грудь принимает. Но тут такая ситуация. Попросил приютить его на пару-тройку дней. Я его в баньке нашей и определил, банька тёплая. А он осмотрелся, дал мне денег, чтоб я сгонял в магазин. Так мы с ним недельку за знакомство то и пропили. Весь его аванс ушел. Потом занял у меня две тысячи и куртку старую и уехал на автобусе в деревню к бабке.

– И что, никто с тех пор не приходил?

– Одного я не пойму? Самолёт похоже Ванькин собственный, – сказал он напоследок, когда я уже выходил на улицу, – разве может быть такое? Никто про него с тех не интересовался, ты вот первый.

Продавец самолётов

У Сергея тоже, как и у меня, улов оказался на уровне имени и фамилии. Директор аэроклуба, подтвердил, что самолёт ихний. Лётчика – Ивана Приходько, задержали далеко отсюда. Посадили. За большой ущерб восемь лет дали.

– За что ж так много, – возмутился Сергей – самолёт то почти целый?

– Вы, товарищ капитан, – отрубил ему директор – если пришли по уголовному делу, так задавайте вопросы, я отвечу. А если вы по своей личной инициативе, то извините… Да вы не обижайтесь! У меня тут свой, директорский интерес. Должны мы получить три новых самолёта. А если я сейчас достану разбитый самолёт, мне денег на восстановление этой развалины дадут, а новый нет. Вот и сижу, жду, молчу, как мышка. Мы ж его списали, как угнанный.

Собрались мы вечером подводить итоги. Можно сказать, закрыто дело, да и нет ведь никакого дела, так личный интерес, а на душе тревожно что-то. За что мужику восемь лет вкатили. Сергей взял дело из архива и тут мы интересную информацию поимели. Оказывается, угнал тот Иван Приходько не один, а три сразу самолёта. Перегонял их на ремонт, а на место они не прибыли. Масштабы у мужика. Ну и понятно поэтому за что восемь лет.

Мы уже и успокаиваться стали, что воду в ступе то молоть, как будто другой работы нет. Так нет же… Вызывает через пару дней Сергея начальник и давай чихвостить. Что опять за инициатива; лазить по лесам, искать самолёты, лезть в глаза людям в ДОСААФ, аэроклуб. Работы, говорит мало, так я загружу дополнительно. Но начальник у Сергея человек нормальный, разговаривать с ним можно.

– А откуда, Николай Иванович у тебя информация об этом? Уж не сверху ли. Это кого ж мы вдруг так растревожили?

– Звонок от генерала был – объясняет Николай Иванович – Так что давай выкладывай, что там с самолётом.

– Да ничего особенного – объясняет ему Сергей – на рыбалке мы были и нашли в кустах самолёт. Нашего аэроклуба оказался. Мы и сходили поинтересовались у директора клуба. Оказалось, угнанный самолёт и лётчика посадили за угон сразу трёх самолётов. А что же они так всполошились? Николай Иванович! Чувствую зверя, дай съездить к лётчику! И сразу закроем всё.

– Хорошо! Но только аккуратно там. Не болтай лишнего начальству, чтоб я потом по заднице от генерала ещё за это не получил.

Командировка

Помчался Сергей в командировку.

– Еду и соображаю, что наверняка не в пустую – рассказал он мне потом – иначе зачем директор клуба забеспокоился и своё начальство на дыбы поднял. Мы же объяснили, что личный наш вопрос.

В колонии, где находился лётчик, вопросов не возникло, заключённого в момент предоставили, и Сергей в один день плодотворно с ним поговорил. И вот, что рассказал Иван Приходько:

– Я, по заданию директора, должен был перегнать в ремонт три самолёта. Тот хотел спрятать их для того, чтобы получить новые, а впоследствии продать куда-нибудь, или на запчасти. Дело то хорошее – поиметь три новых самолёта. Вроде бы и с краевым начальством, и со своими городскими всё уладили. Только мне показалось подозрительно и непонятно, почему я должен был передавать самолёты в поле, подальше от города. Но это ладно, в поле, так в поле. Моё дело маленькое. Два самолёта я так отправил. Там меня встречали несколько мужиков на джипе. Как я вылез из самолёта, туда лётчик ихний прыг – и улетел. Меня они на джипе до остановки подвозили. А с третьим самолётом я сам виноват. Выпил совсем чуть-чуть – устал немного, больше от автобуса. Ну и темнеть начало.

Когда летел, снег и крупа с ветерком. Земля белая, вокруг всё белое, и небо тоже. Летел низко. Почувствовал только, что лыжа по большому дереву чиркнула и вниз потянуло. Рычаг на себя, да поздно уже, как на санях по склону провалился и в момент упёрся в противоположный край оврага. Хорошо ещё, что скорость маленькая была и склон оврага очень пологий. Лыжи оторвало в самом начале падения, потому и торможение брюхом было сильное. Я ударился, даже на какое-то время сознание потерял. Очухался – тишина, голова, как котёл, на лбу дыра, по щеке кровь. Кое-как башку перебинтовал и давай вылазить, а тут мужик из посёлка подбежал – видел, как я падал. Возвращаться в аэроклуб я побоялся, решил у того мужика пересидеть, пока выветрится спиртное. Как на грех аванс выдали в этот день. А мне же деньги в руках держать нельзя – жене отдаю сразу, слабый я на это дело. Дал я мужику деньги на водку, ну мы с ним и погуляли на весь аванс неделю. Жинка его, как узнала, что лётчик: «Ванюша – да – Ванюша! Что тебе ещё?» Весь погреб свой перешерстила, закуску нам подавала. Через неделю я уехал, от беды подальше, в деревню к бабке своей. Там меня и арестовали ещё через неделю, как преступника, в наручники. Уже в камеру ко мне подкатил парень, накачанный, спортсмен, бицепсы, морда здоровая – волкодав, одним словом.