Мария Щипанова - Прекрасная

– Говори сейчас же, – приказал Кай.

– Она… не девственница.

– Что? – ужаснулась королева. – Повтори ещё раз.

– Она не девственница. Мне очень жаль, ваше величество, но это так.

– Вы посмели подвергнуть её такому осмотру без моего присутствия!

– Его высочество приказал осмотреть её на наличие…

– Магии, – отчеканил Кай. – А не девственности.

– Прошу прощения, – равнодушно ответил маг. – Я не правильно вас понял.

Не дожидаясь ответа, Белоснежка ринулась в комнату к своей дочери, чтобы обнять её и утешить.

– Не думай, что я не понял, что ты только что сделал, Морган.

Маг холодно усмехнулся, словно бросая ему вызов. Мол, что ты мне сделаешь деревенщина? На Кая долгие годы так смотрели и даже не было нужды говорить ему это в лицо. О, они бы посмели. Кай был в этом уверен. Но никому не удалось его выжить. Морган был наименьшей его проблемой. Он провел это обследование, чтобы доказать двору и всему королевству, что яблоко не далеко упало от яблони. Разве кто-то захочет взять в жёны обесчещенную принцессу?

Кай усмехнулся. Он знал, каков следующий шаг мага и безусловно сможет его предотвратить. А пока он нужен своей дочери. Грейс сидела на своей кровати и смотрела вдаль, не видя ничего перед собой. Снежка была подле нее.

– Он не имел права проводить этот осмотр. Нам с отцом это не важно. Мы все равно тебя любим, милая. Ты мне веришь?

– Конечно, ваше величество, – Грейс посмотрела на неё безжизненными глазами.

– Нет нужды быть столь официальными. Можешь звать нас мамой и папой, – сказала Белоснежка, гладя дочь по волосам.

– Как пожелаете, матушка, – безразлично ответила Грейс, вернув голову в прежнее положение.

– Ты разве не рада этому? Жить в большом доме, с семьей.

– Очень рада.

Белоснежка смотрела на свою дочь и видела Аврору. Сколько раз она слышала такое? Тысячу? Сотни тысяч? Кто-то отдавал приказ – «Сиди и вышивай», «иди поиграй», «не докучай» – и Аврора отвечала: «Хорошо», «да», «как скажите». И вот сейчас перед ней сидела её собственная дочь, одетая в незамысловатое розовое платье, которое ей очень шло, и была так похожа на Аврору.

– Любимая, думаю, нам стоит оставить Одетт наедине со своими мыслями. Мы все многое пережили за последние дни.

Оставшись наедине, Грейс заплакала. Её план был до смешного прост – дождаться настоящую принцессу и уповать на её снисхождение. Если ведьма сказала правду, то она появится в течение недели. Грейс должна была только продержаться. А пока она станет Одетт. Это будет её игра.

За своими мыслями, Грейс не заметила, как в комнату вошли. Это была Марта.

– Прикажите подавать ужин? – вежливо спросила подруга.

Грейс улыбнулась мягко и разочарованно. В её карих глазах была истома.

– Позже, – ответила принцесса. – Прямо сейчас я хочу смыть боль.

Грейс стали учить всему, что только могли. Королева сопровождала её на занятия и выглядела очень счастливой. Она не допускала и мысли, что Грейс не её настоящая дочь. И подданные Эрталя приняла Грейс как свою принцессу. Снежная королева брала её на все праздники, парады, чаепития и званые ужины. Грейс боялась разговаривать с придворными, чтобы ненароком не сказать то, чего не следует. Безусловно, пропавшую принцессу обучали этикету. Справа от неё лежали ложки и ножи разных размеров, а с лева – вилки.

– Так, посмотрим, как ты усвоила урок. Что это? – королева подняла вилку с тремя зубчиками.

– Трезубец, – ответила Грейс, не задумываясь. Белоснежка отрицательно покачала головой, и девушка стала гадать. – Маленький трезубец? Салатный трезубец?

– Вилка для салата, – сказала Снежка. – Не переживай, дорогая, ты освоишься. Нужно время.

Но Грейс все равно не понимала: зачем четыре вилки? Ты берешь одну и ешь ей!

– Три зубчика это не вилка. Три зубчика – это трезубец. Вилка чтобы есть. Трезубец – чтобы править морями.

Королева тепло засмеялась. Она никогда в жизни не слышала подобных слов.

– Давай на этом прервёмся. Идём со мной, я хочу кое-что тебе подарить.

Королева привела Грейс в её комнату, где на кровати стояла огромная коробка. Девушка даже представить не могла, что может быть настолько большим. Она посмотрела на королеву, чтобы получить дозволение открыть крышку и та кивнула в ответ.

Внутри Грейс увидела три прекраснейших платья: золотое словно солнце, серебристое точно луна и небесно-голубое. А поверх платьев лежали три пары туфелек: золотые, серебренные и хрустальные.

– Они твои, – сказала королева, подтолкнув Грейс в спину.

– Ваше величество… они прекрасны, но я не могу принять их. Просто не могу.

– Я не понимаю. Почему нет?

– Вы заставили меня остаться, и я позволила вам называть меня принцессой и дочерью, но от этого я ей не стану. Эти платья, эти туфельки ваше наследие. Я не достойна даже дотрагиваться до них, не то что смотреть.

– Одетт, прошло уже больше месяца. Никто не придёт. Ты запретила нам праздновать твоё появление на свет, и мы согласились, но мы с твоим отцом не хотим больше ждать. И народ тоже. Они мечтают увидеть свою прекрасную принцессу.

– Всю свою жизнь я была никем, – сказала Грейс, проводя указательным пальцем по хрусталю. – Безобразной, никчемной сироткой. Нищенкой. Никому не нужной. Игрушкой, которую можно сломать и выкинуть в канаву. Я никогда не была красивой, ваше величество. Так всегда говорили жителей деревни. Их слова меня не оскорбляли. Я знала правду, но я нравилась себе такой, какой была.

– Моя милая Одетт, ты не просто красива. Ты прекрасна.

Грейс пыталась представить себя такой, какой её видела Снежная королева – до ужаса прекрасной и могущественной – но безуспешно.

– Я никогда не мечтала быть ни красивой, ни прекрасной. Красота – это проклятье.

Белоснежка поцеловала свою дочь в макушку. Девочка даже не представляла, насколько была права. Белоснежка знала это не понаслышке. Ей повезло. Люди благотворно воспринимали её красоту. Авроре повезло меньше.

– А о чём ты мечтаешь? – спросила Белоснежка.

– Я… мечтаю… посмотреть мир…

Она сказала это вслух, не думая, что теперь это имеет значение. Это было невозможно тогда и это стало невозможным теперь.

– Что ж, я знаю, как это устроить. Я поговорю с твоим отцом, и мы все организуем.

Грейс подняла взгляд полный слёз и надежды.

– Неужели вы сделаете это для меня? – спросила она дрожащим голосом.

– Ты моя дочь. Я люблю тебя и желаю тебе счастья. Если ты хочешь этого, я все сделаю. Но ты позволишь мне устроить бал.

– Хорошо.

– И примешь эти платья.

– Конечно.

– Ты можешь ни разу не надевать, ни эти платья, ни эти туфельки. Но я хочу, чтобы они стали твоими. По правде говоря, эти наряды не принесли своим хозяйкам ни счастья, ни удачи. С одной стороны, это просто платья, вещи. Но с другой… Люди сделали их особенными. Эти платья волшебные. Их создали феи для моей пра-пра… и не помню сколько ещё раз «пра» бабушки. Поэтому они всегда будут тебе в пору, фасон никогда не устареет, но хрустальные туфельки… нельзя носить вечно.