Елена Лазарева - Мятежные ангелы

– Что эти бабы в тебе находят? – недоумевал отец. – Чёлку отрастил – глаз не видно, сзади какой-то хвост висит, как у коня. Кто тебя с такой гривой в приличный оркестр возьмёт?

– С какой гривой? Ты же, вроде, о хвосте говорил?

– Нет, вы только поглядите на него – он ещё и хамит! Не ребёнок, а Божья кара!

В вашем случае – скорее уж, Божье благословение. Теперь вам есть, чем похвастаться в церкви перед другими прихожанами – вот, мол, какой образцовый грешник у нас растёт. Можно истово молиться напоказ, чтобы Господь направил меня на путь истинный – на зависть соседям. Наслаждаться сознанием собственной исключительности, раз уж нет более благовидного повода.

– Думаю, в оркестр его всё-таки возьмут, – возразила мать, большой знаток бульварной прессы и всевозможных телешоу. – Времена сейчас другие – так на него даже быстрее обратят внимание.

Молодец, сама придумала мне оправдание, сама в него поверила. Не родители, а золото. Если бы ещё побольше молчали – вообще цены бы не было. В школе от меня давно уже отстали. Учился я хорошо – педагогическому составу этого оказалось вполне достаточно, чтобы смириться и с чёлкой, и с хвостом. Они даже готовы были закрывать глаза на мои узкие штаны – по последней моде. Я сам их ушивал, не обращая внимания на угрозы со стороны родителей гореть в аду – знал бы Всевышний, как по-хозяйски какие-то смертные распоряжаются его преисподней! Ангел тоже мечтал о таких, но стыдился своих ног, которые считал слишком тощими. Он часами торчал в тренажёрном зале, ежедневно обмерял свои бицепсы и прочие мышцы – и жутко злился, что они не росли. Я же всячески старался развивать в себе гибкость. Именно это казалось мне самым ценным качеством – гораздо ценнее силы. Гибкость и умение владеть собой. Своим телом, разумом и эмоциями. Я много работал в этом направлении – возможно, поэтому казался сверстникам странным: слишком серьёзным и нелюдимым. Хотя в школе и по всей округе меня уважали – не за умение драться, а за наличие собственного кодекса чести, которому я строго следовал. А ещё – за то, что я много читал и всегда мог рассказать что-то интересное. Это только кажется, что среди мальчишек наиболее авторитетным становится тот, кто сильнее физически. Парней, которые могли набить морду любому, в нашем районе было много. Но ко мне сверстников влекло совершенно другое: я всегда готов был поделиться с ними своими знаниями об окружающем мире, размышлениями о жизни – и никто надо мной не смеялся. Напротив, порой даже обращались за советами.

При этом у Ангела отношения с ребятами не складывались. Даже те, кто уважал меня, продолжали его лупить, иногда извиняясь: прости, Малыш – ничего лишнего. Они знали, что я буду защищать друга, не держали на меня за это зла, но своего отношения к нему не меняли. Долгие годы я бился над разгадкой данного явления – а ответа так и не нашёл. Полагаю, что физическая слабость, которой так стыдился Ангел, не была причиной агрессии, которую он возбуждал в моих приятелях. Попадались ребята и послабее него – но их охотно принимали в свою компанию.

Разглядывая свои подростковые фото, я вижу красивого мускулистого юношу с серьёзным, немного печальным взглядом, который, несмотря на яркую внешность, если присмотреться, выглядит скорее застенчивым, чем дерзким. Рядом неизменно оказывался Ангел – тоненький, немного нескладный, с широко распахнутыми прозрачными глазами. Тогда он смотрел на меня с восторгом – особенно, если кто-то из ребят рассказывал о моих спортивных успехах.

– Ты подаёшь большие надежды, – однажды заявил мне мой наставник. – У тебя правильное мировоззрение и настрой, что в спорте не менее важно, чем хорошие физические данные.

– Не так – на меня эти надежды зачем-то возлагают, – возразил я. – Лично я никому ничего не обещал.

– Жаль, что ты не видишь себя в спорте.

– Я вижу себя в музыке. А спорт… Он учит меня защищать свой путь.

– Разве твои родители против того, чтобы ты занимался музыкой? – удивился он. – Мне казалось, наоборот.

– Не то, чтобы против… Просто я не хочу всю жизнь играть по чужим нотам.

– Не многовато ли ты на себя берёшь? – испытующе посмотрел на меня наставник.

– Сколько дают, – пожал плечами я.

– Тогда Бог в помощь, парень, – улыбнулся он. – Но если всё-таки передумаешь насчёт спорта – дай знать.

Я не передумал – это было исключено, хотя сильно сомневался в том, что Бог мне поможет. Мне казалось, высшие силы, напротив, создают мне препятствия на каждом шагу, словно я им чем-то насолил. Но отступать от задуманного не намеревался. К старшим классам я уже вовсю сочинял музыку – втайне от всех, кроме Ангела – и мечтал её исполнять. Вместе мы написали с десяток песен. Мой друг вполне успешно освоил классическую гитару и уговорил отца купить ему электрогитару, заверив, что это не мимолётное увлечение. Именно отец Ангела, который в школьные годы играл в местной рок-группе, впервые высказал мысль о том, что мне больше подошло бы не фортепиано, а синтезатор. Идея запала мне в душу, и я начал думать о том, как воплотить её в жизнь. Вариантов было немного – учитывая то, что жили мы бедно. Хотя, даже если б у нас были деньги, сомневаюсь, что родители, которые уже решили для себя: их сын станет знаменитым пианистом, и мысленно распределили его будущие гонорары, купили бы мне инструмент.

Это сейчас забавно вспоминать, как я трудился разносчиком пиццы, курьером, почтальоном, репетитором – словом, брался за любую подходящую работу. А тогда мне было совсем невесело. Стоило немалых усилий совмещать эти подработки с успешной учёбой, которой нельзя было жертвовать – ведь именно она служила единственным оправданием моим «странностям». Моя индульгенция… Я появлялся дома совсем ненадолго – в основном, чтобы поспать, чем давал повод подозревать меня во всех смертных грехах. Эти частые отлучки в комплексе с моим экстравагантным видом возводили моё семейство в глазах местной религиозной общины в ранг святых. Да отец должен был молиться не за меня, а на меня – если б не сын-грешник, с его репутацией человека сомнительного рода занятий о таком можно было бы даже не мечтать. Естественно, я своего добился. Мне всегда непросто было побуждать себя к активным действиям – по жизни я, скорее, созерцатель, чем деятель. Но если уж в голову что-то взбрело – остановить меня не смогло бы ни цунами, ни снежная лавина, ни ядерный взрыв.

Помню в мельчайших подробностях тот день, когда моя мечта наконец-то осуществилась, и я приобрёл вожделенный синтезатор. Оставалась одна проблема: как объяснить его появление родителям? Обманывать я не умел, да и не хотел. Ангел предлагал хранить пока покупку у него, но это лишило бы меня возможности наслаждаться процессом творчества – ради чего, собственно, я всё это и затеял. Решил на свой страх и риск забрать инструмент домой. Как всегда, родители не сразу заметили его появление, на сей раз превзойдя самих себя – опомнились только на второй день.