Дарья Аппель - Наши побеждают везде

Судя по тону письма, Пьер сочинял его в явной спешке, желая как можно быстрее развязаться с необходимостью завершить послание. Предупреждение по поводу того, чтобы Серж не смел вдаваться в авантюру и отправляться в Париж нелегально, а тем паче, под чужим именем, заставило его улыбнуться. В самом деле, это первое, что он решил… Но странно, почему ему не приказывают брать паспорт под чужим именем.

«Прошу Вас сжечь послание немедленно после прочтения. Я и так многим рисковал, передавая его курьеру. В связи с тем, что происходит нынче во Франции, можно ожидать чего угодно», – приписал в постскриптуме Пьер.

Что ж, раз так велено, то и поступить стоит сообразно приказанию… Серж поднес край листа к пламени и долго смотрел, как огонь превращает бумагу в черный пепел, как пропадают написанные на ней слова…

План действий был для Сержа Волконского предельно ясен – яснее не бывает. Собираться долго не придется. С самого утра – добиться аудиенции у графа Ливена и справиться по поводу паспорта. Тот непременно спросит – к чему это Сержу взбрело в голову посетить Париж в самое неурочное время? Надобно что-то придумать… Вероятно, придется открывать суть задания. О Ливене в письме ничего не упоминалось, но Серж знал и так – посланник всегда находился в курсе тайной дипломатии. Государем ему доверено многое – даже слишком многое, как однажды обмолвился тот же Пьер.

Лишь сметя наскоро пепел со стола, Серж решил поинтересоваться, сколько времени. Аж присвистнул – всего-то пол-шестого утра. Ливен начнет прием не раньше девяти, а то и десяти – вчера он приехал довольно поздно с приема у лорда Каслри, за полночь, уж точно. Но сильно долго растягивать удовольствие не стоило. Первым делом, после завтрака, он предстанет перед графом. «Надеюсь, никаких препирательств не случится», – подумал Серж, вытягиваясь в кровати. – «Управлюсь за полчаса… Далее – собираться. А что там собирать-то мне? Узнать ближайшее судно, которое согласится подбросить меня до Кале. Далее – действовать по обстоятельствам».

Свечу князь не потушил, и лег обратно в кровать, расположившись на спине. Он был уверен, что больше не заснет. Тени, отбрасываемые колеблющимся огоньком свечи, причудливо переплетались на потолке, и он, прямо как в детстве, когда во время болезни приходилось долго и неподвижно лежать в кровати, принялся бесцельно рассматривать их, воображая, что это чьи-то профили, силуэты, очертания диковинных деревьев и растений, встречающихся, пожалуй, только в джунглях… На сей раз темные узоры навевали воспоминания о недавних событиях.

… – И как же вас приняли в Сен-Жерменском предместье? – о Господи, разве эта женщина не может хоть пять минут помолчать… Ужасно хочется спать. Чувство досады и опустошенности – вот зачем он полез в эту авантюру, зачем устроил эту игру? Кому и что он хотел этим доказать?

– Довольно хорошо, – проронил он, прикрывая глаза. – Я бы сказал, даже чересчур хорошо.

– Вот как? Почему же чересчур? – графиня близко, и запах ее резковатых духов тоже близко, и она, как водится, запускает руку ему в волосы, тормошит их, требуя внимания.

В ответ Серж бесцеремонно зевает, что вызывает панику у его нынешней любовницы.

– Не смейте у меня тут заснуть! – высоким голосом произносит она. – Как я потом объясню ваше присутствие здесь? Слуг я отпустила, конечно, но к утру же вернутся… А нынче уже четвертый час утра. Четвертый, слышите!

Князь резко дернулся, что заставило Доротею ахнуть и убрать руку, встал в постели и быстро, по-походному, натянул на голову рубашку.

– Простите, но мне действительно нужно переночевать у себя, – сухо произнес он, расправившись с застежками кителя.

– Но вы мне так толком и не рассказали про Сен-Жермен…

– Завтра у вас soirée, – с улыбкой произнес Серж. – Вот тогда-то я вам все расскажу. И всем гостям, которые пожелают это выслушать.

Доротея ошеломленно смотрела на него. Запахнув обнаженные острые плечи в шаль, не глядя подхваченную ею с кресла, она подошла к нему и требовательно спросили:

– Но принц все же вас признал?

Серж только вздохнул. Эта дама, сразу же после свидания, оказавшегося весьма поспешным и суетливым, предваряемым ее неуместным сопротивлением и его чувством безмерной неловкости, принялась допрашивать его битый час. Сначала разговор шел в дружеском и сентиментальном ключе, а затем графиня Ливен перешла к делам светским и политическим. Даже тон ее поменялся на требовательный и жесткий. А Алекс Бенкендорф же его предупреждал…

– Про мою сестру тебе там наговорят, и хорошего, и дурного… Но ежели тебя интересует она в известном смысле – скажу так: Дотти не слишком легкая добыча.

– Неужто хранит верность мужу? – с иронией переспросил друга Серж.

– О нет, – усмехнулся Бенкендорф. – Она готова разделить постель только с тем, кто может ей рассказать много полезного.

– Вряд ли тогда у меня есть шансы, – произнес Волконский.

– Ну не скажи…

Как показала практика, шансы у него действительно были. И немалые. Графиня Ливен очень грамотно и быстро заманила его к себе в спальню, дав ему повод надеяться на то, что события в сей спальне развернутся самые феерические. Ожидания, однако, не оправдались, несмотря на то, что урвать свою долю удовольствия у Сержа вышло даже и в паре с весьма холодной партнершей. Зато потом… Сначала Дотти выспрашивала у Волконского потихоньку все о его жизни. О его сестре. Какова она была в детстве и ранней юности, до своего появления в свете и замужества? Что она любит – какую музыку, покрой платьев, цвет, время года, пейзажи, страны? Что ненавидит? К каким недугам склонна? Как общается с мужем и детьми в семье? Серж отлично понимал причину этих вопросов. Когда у тебя такая соперница… Под конец Доротея посмотрела на него выразительно и ярко, и он заметил в ее глазах слезы.

– Не подумайте ничего князь. Я честная женщина. Не верьте тому, что говорят… – проговорила она, и Серж обнял ее, принялся утешать, как мог, что и привело к повторению недавно случившегося. А далее, словно устыдившись собственной слабости, Доротея кинулась выяснять, правда ли те слухи, довольно-таки вздорные, признаться, которые о нем повторяют все.

…Нынче Серж не помнил, что именно он ответил Доротее. Кажется, ничего. Промолчал, развернулся на каблуках и ушел, не попрощавшись. Жестокость, ему не свойственная обычно, но что тут поделаешь.

И в самом деле, признал ли его принц Луи-Анри? Прием у маркизы де Сен-Лё, все сидят полукругом, и Зизи, его belle-soeur, приведшая его в этот салон, тут же, держит его за руку, словно он сейчас рванет и начнет крушить всю эту утонченную обстановку, в которой буквально задыхался, и принц смотрит на него, обвешанного орденами и медалями за Бог весть уже какие сражения, и все собравшиеся переводят взгляд с одного на другого, с предполагаемого отца на якобы сына.