Дмитрий Усков - Джамбудвипа

Я немного отвлекся. Потом я познакомился с Кэтрин, она училась там, же. Ее направлением было «Равноправие женщин, сексуальность и религия». Нет, она не была феминисткой, как ты подумал, просто ей, как и мне, было интересно изучать то, что движет разнородными культурами на протяжении тысяч лет. Мне хотелось просто быть с нею рядом, ты понимаешь, о чем я? В восемьдесят втором у нас родился сын, мы назвали его Скай. Почему Скай? Небо во всех религиях было местом обитания высших сущностей, поэтому мы с женой решили дать ему такое необычное имя. Я вообще сторонник различных прогрессивных мышлений и идей. Да можно называть детей как называли испокон веков, но эта телега когда-то завязнет на раскисшей дороге. Должны быть изменения, прогресс, движение вперед. Иначе будет «Исаак родил Иакова, а Иаков родил Исаака».

Моя карьера развивалась по лучшим сценариям Голливуда. Мне предложили кафедру в Вермонтском Университете, где ты встречался с нашим толстожопым другом. Я возглавил эту кафедру и читал лекции студентам, вел научную работу, писал статьи и издавал книги, мы купили дом в Берлингтоне, стали путешествовать.

Однажды мне на работу приехал человек из полиции и сказал, что должен сообщить мне неприятную новость. Мою жену и семилетнего ребенка застрелили в бакалейном магазине. Вот так просто оборвалась моя хорошая жизнь. Это был грабитель-наркоман из Пуэрто-Рико, ему нужно было несколько долларов на дозу, и он решил ограбить первый попавшийся магазин. По роковому стечению обстоятельств туда зашла моя Кэтрин вместе со Скаем. Когда ублюдок направил ствол пистолета на кассира, тот вычищал ему дневную выручку. Кэтрин не сразу поняла, что произошло и когда попала в поле зрения мерзавца, тот перевел ствол на нее. Кассир говорил, что все бы обошлось, и он ушел с деньгами, никого не тронув, но тут неожиданно в торговый проход выбежал Скай, он заигрался среди рядов и обрадовался, найдя маму. Это и стало причиной спуска курка пистолета. От неожиданности обдолбанная тварь стала стрелять. Скай умер сразу, Кэтрин истекла кровью, не дождавшись скорой. Он высадил в жену и ребенка почти всю обойму, когда он решил убить оставшегося кассира, у него оставался лишь один патрон. Его он тяжело ранил.

Его быстро поймали у одной из наркоманских точек, куда тот прибежал за своей дозой. С судом долго тянули, нужно было найти улики, собрать показания со свидетелей. Ему даже дали бесплатного адвоката. Ты понимаешь? Ему дали адвоката, чтобы он его защищал!

В университете меня отправили в длительный отпуск, чтобы я мог собраться с мыслями и имел возможность посещать заседания суда. Главная причина, по которой его не садили за решетку, была в том, что он выкинул пистолет в реку, и его было трудно найти.

Я уже тогда знал, что буду делать. Я приходил на заседания суда, а там сидела эта тварь, которая знала, что через двадцать лет по УДО выйдет на свободу. Во мне все клокотало от ярости, как в паровом котле, который вот-вот взорвется. Когда его проводили в наручниках рядом со мной, я ловил его взгляд на себе, мне хотелось наброситься на него голыми руками и вырывать с него куски мяса. Сам я не Арнольд снаружи, но тогда я чувствовал просто демоническую силу внутри себя. Дай мне в тот момент подкову, я согнул бы ее как столовую ложку. Но я решил идти по другому пути. Когда я осознал, что дороги к прежней жизни уже не будет, я стал мыслить расчётливее, – изображал убитого горем вдовца, потерявшего всю семью, хотя повторюсь, внутри меня все клокотало от ненависти. И если на ранних слушаниях полицейские пытались оградить меня от него, то потом они снизили свою бдительность, еще бы – ну что может сделать этот перегоревший от горя мешок с костьми?

И я дождался. Ты точно ничего об этом не слышал? Все газеты тогда писали. Нет? – Виктор сидел, не отрывая взгляда от Ричарда, и ловил каждое его слово. Теперь он понимал почему этот старик так странно себя ведет, – Двадцать шесть лет уже прошло, а будто это вчера было. Восемнадцатое октября одна тысяча девятьсот восемьдесят девятого года. Слушание началось в одиннадцать тридцать. Пока разошлась привычная судебная суета организации процесса, пришел его опоздавший адвокатишка, полицейские стали чуть менее осмотрительнее. Судья монотонно зачитывал материалы дела. Я сидел и пялился в потолок, разглядывал люстру в зале с отрешенным видом. Все кругом думали, что я сошел с ума и мне все равно. Как они ошибались.

Дождавшись подходящего момента, я плавно поднялся со своего места и направился по проходу, к убийце моей семьи. В руке у меня был самый обычный простой карандаш. Я подошел к изумленному пуэрториканцу, одной рукой взял его за затылок, а второй всадил ему в глазницу карандаш. Мне повезло, и мой план удался, я попал ему в мозг и теперь, это мясо дергалось в конвульсиях, медленно подыхая, на глазах у почтенной публики. Полицейский, на глазах которого это все произошло, оправившись от шока достал пистолет и велел мне не шевелиться с места. А мне и не нужно было. Я сделал свое дело. Я медленно опустился на колени и, подняв руки вверх, сложил их за головой. В зале суда творилось невообразимое, только я ничего не слышал. Я до сих пор помню предсмертный взгляд этого отброса его единственным глазом, но не помню последний взгляд своей жены.

– Я не знал, извини, – Виктор отпил остывший кофе, чтобы сбить ком в горле от услышанного.

– Никто не знал. Если бы меня спросили, сделал бы я так же? Отвечу, не задумываясь: да! Потом уже были слушания по моему делу, тюремный срок за особо жестокое убийство сроком на одиннадцать лет, я вышел на десятый год, учли мое хорошее поведение.

– Мужик, ты сидел в тюрьме за убийство?! – Виктор явно не ожидал такого поворота событий.

– В тюрьме меня никто не трогал, все знали мою историю и даже уважали мой поступок. А мне было все равно. Эти десять лет прошли как в тумане. Мне даже дали там кличку – «Безбожник», такая себе издевка над доктором теологии, нарушившего заповедь «Не убий». В тюрьме очень быстро выявляют твою настоящую суть. А кто был я? По сути я имел квалификацию человека, изучающего божественную природу вещей, но Бога для меня не было. Заигравшись в красивую жизнь, я быстро упустил из виду важное правило – мы тут все временно. За десять лет я многое осмыслил и понял. Выйдя на свободу, я увидел, что блага моей прежней жизни улетучились безвозвратно. Дом был продан за неуплату, с работы меня конечно же уволили; представляю, как радовался тогда жирный Хэджес моему карьерному провалу. Единственное, что осталось – этот фургон. Я давал его сестре, для путешествия к морю, и он все это время, пока я сидел в тюрьме, был у нее. На нем мы со Скаем и Кэтрин ездили по разным местам, посещали разные достопримечательности.