Уилбур Смит - Триумф солнца

«Махди Мухаммеду Ахмеду, да благословит и защитит его Аллах. Вы свет наших глаз и дыхание наших тел. Со стыдом и грустью, которые терзают мою душу, сообщаю, что неверные оказались сильнее нас в этой битве. Эмир Салид погиб, а его войско разгромлено. Неверные добрались до Нила в районе Метеммы. Я с печалью возвращаюсь со своим племенем в Омдурман. Молитесь за нас, святой и всемогущий Махди».

Голубятник понес птиц на берег реки. Осман шел впереди него. Владелец голубей вручал ему поочередно своих почтарей, эмир долго держал их в руках, перед тем как выпустить в небо, и тихо благословлял:

– Лети быстро, маленький друг, и пусть Аллах хранит тебя.

Голуби взмывали в небо и долго кружили над Метеммой, набирая высоту, а потом брали курс на юг на большом расстоянии друг от друга, чтобы не привлекать внимание стервятников.

Когда птицы улетели, эмир вернулся в Метемму и поднялся на самый верх мечети. Пока муэдзин собирал верующих на утреннюю молитву, Осман пристально разглядывал с башни берега Нила. Пароходы все еще стояли на приколе в так называемом пруду крокодилов, вне пределов его досягаемости, поскольку у него не было артиллерийских орудий. Он посмотрел в сторону британского лагеря. Даже невооруженным глазом можно было увидеть сновавших там людей. Они так и не начали грузить на пароходы солдат или свое имущество. Эмир не понимал причин такой медлительности, совершенно не соответствующей той энергии, которую они продемонстрировали в последних стычках. Если британцы действительно хотят как можно скорее добраться до Хартума, то должны оставить на берегу своих раненых, погрузиться на пароходы и безотлагательно отплыть в южном направлении.

«Возможно, Аллах еще не совсем оставил дервишей, – подумал он. – И еще поможет мне добраться до Хартума раньше этих непредсказуемых людей».

Осман спустился с башни и направился на окраину городка, где его ждали верные соплеменники. Лошади и верблюды были уже оседланы, загружены и готовы к дальнему переходу. Аль-Нур подыскал ему нового скакуна. Это был большой черный жеребец по кличке аль-Бак, самый красивый и быстрый в его табуне. Осман погладил белую отметину на его лбу. Имя означало «Военная Труба» и должно было принести ему удачу.

– Ты хорош, аль-Бак, – прошептал Осман на ухо животному, – но тебе никогда не сравниться с моей Хулумайей. – Он оглянулся и посмотрел на дюны, где потерял любимую лошадь. Над горным хребтом все еще кружили вороны и другие стервятники. Будет ли у него когда-нибудь такая же гордая и благородная лошадь? От этой мысли глаза покраснели и налились ненавистью. Абадану Риджи придется дорого заплатить.

Он взлетел в седло, поднял вверх правую руку, крепко сжатую в кулак и закричал:

– Во имя Аллаха, мы отправляемся в Омдурман!

Верные аггагиры хором поддержали его.

Хартум оцепенел от отчаяния, ослабленный голодом и лишениями. Угрюмую тишину разорвали громкие крики девочек:

– Вон летит один!

– Знаю, я давно его увидела!

– Врешь, не видела!

– Видела!

– Перестаньте ссориться, маленькие дьяволята! – строго приказал Дэвид Бенбрук. – Лучше покажите мне его. – Их юные глаза были намного острее.

– Вон там, папа, прямо над островом Тутти!

– Чуть левее маленького облака.

– Вижу! – Дэвид поднял ружье и прицелился в летящую на большой высоте птицу. – Я просто проверял вас.

– Нет, ты не видел!

– Тише, тише, мои ангелочки, побольше уважения к отцу…

Назира возвращалась на кухню с большим кувшином воды, которую набрала у колодца позади конюшни, и остановилась, услышав их возбужденные голоса. Она собиралась как следует профильтровать ее, а потом тщательно прокипятить, но теперь поставила кувшин на стол возле входа в гостиную, подошла к окну и выглянула на террасу. Консул стоял посреди лужайки на выгоревшей от солнца траве и смотрел вверх. Ничего необычного в его поведении не было, поскольку последнее время он каждый вечер выходил на террасу и долго высматривал птиц. Назира вернулась на кухню, но второпях забыла на столе кувшин. В этот момент до нее донесся оглушительный выстрел и радостные крики сестер. Она улыбнулась и плотно прикрыла за собой кухонную дверь.

– Ты попал в нее, папа!

– О, какой умный отец семейства! – вторила Саффрон, ввернув недавно вычитанное словечко.

Голубь завертелся в воздухе, теряя вырванные дробью перья, и камнем упал вниз, застряв в верхушке высокого дерева, росшего позади консульского дворца напротив окон их спальни. Сестры наперегонки бросились к дереву и полезли наверх, отчаянно споря и отталкивая друг друга.

– Осторожно, непоседливые демоны! – прикрикнул на них Дэвид. – Вы можете свалиться!

Саффрон первой добралась до убитой птицы, балансируя на ветке. Она всегда отличалась большей ловкостью и прытью, чем сестра. Схватив еще теплую тушку, она сунула ее себе за пазуху и начала спускаться.

– Ты всегда меня обгоняешь, – недовольно проворчала Эмбер.

Саффрон восприняла комплимент как должное и, спрыгнув на землю, побежала к отцу.

– Здесь есть записка! – захлебывалась она. – Как и в прежних случаях.

– Слава Богу, если так, – спокойно ответил Дэвид. – Нам крупно повезло. Давайте посмотрим, что сообщают джентльмены с другого берега.

Девочки радостно прыгали вокруг него, когда он шел к дому. В гостиной консул прислонил ружье к стене, достал свое пенсне и приладил на мясистый нос. Затем разрезал острым ножом веревочку, развернул свернутое трубочкой послание и стал читать про себя написанный по-арабски текст, старательно шевеля губами. Выражение его лица быстро менялось.

– Превосходные новости! – сообщил он девочкам. – Наш экспедиционный корпус разгромил армию дервишей на севере и направляется к нам. Они будут здесь через несколько дней. Идите в комнату и скажите Назире, чтобы приготовила вам воду. А я должен немедленно сообщить генералу. Когда вернусь, зайду к вам пожелать спокойной ночи. – Он надел шляпу и быстро зашагал по террасе к штаб-квартире Гордона.

Саффрон первой схватила ружье, снова опередив сестру, и подняла его высоко над головой, как заслуженный трофей.

– Это несправедливо, Саффи! Ты всегда все делаешь сама.

– Не будь ребенком.

– Я не ребенок.

– Нет, ты ребенок и снова начинаешь ныть.

Саффрон понесла ружье через гостиную в комнату отца, а Эмбер долго смотрела ей вслед, уперев в бока сжатые в кулачки руки. Ее лицо густо покраснело от обиды, а потные волосы прилипли ко лбу. Потом девочка взглянула на кувшин с водой, оставленный на столе Назирой, сердито махнула рукой, налила себе стакан, залпом выпила и скорчила брезгливую гримасу:

– Какой странный вкус! Я не ребенок и никогда не ною. Я просто немного разозлилась, вот и все.