Уилбур Смит - Триумф солнца

Пенрод провел много месяцев в Хартуме до и после трагических событий в Эль-Обейде, поэтому хорошо представлял себе все фортификационные сооружения и заградительные линии, выстроенные вдоль реки. Держась подальше от канала и укрепленных стен, он быстро продвигался вперед, обходя стороной южные предместья города. А оказавшись напротив темной крыши французского консульства, осторожно приблизился к береговой линии канала. Убедившись, что вокруг все спокойно, они быстро перешли канал, глубина которого едва достигала подбородка.

Пробравшись на другой берег, они залегли в небольшой пальмовой роще, ожидая, когда пройдет последний патруль. Его приближение Пенрод почувствовал по запаху крепкого турецкого табака. Патрульные медленно прошли мимо них с винтовками в руках, а сержант попыхивал трубкой. Это было весьма типично для неряшливых египетских солдат.

Как только они скрылись из вида, Пенрод спустился в дренажную канаву, ведущую к внешней городской стене, и пополз вперед, увлекая за собой Якуба. Они почувствовали отвратительный запах гниющих водорослей и слежавшейся грязи, но продолжали ползти и вскоре миновали заднюю стену французского консульства, за которой начинался старый город. Пенрода насторожило то обстоятельство, что они так легко и быстро преодолели столь сложный участок пути. Судя по всему, большую часть своих сил генерал Гордон направил на линию возможного прорыва. К началу осады города под его непосредственным командованием находилось около семи тысяч египтян, но, похоже, значительная часть этого войска была выведена из строя беспрестанными боями, болезнями и дезертирством.

Они выбрались из канавы и заспешили по пустынной аллее, обходя лежавшие на земле трупы животных и людей и распугивая многочисленные стаи ворон и других стервятников, слетевшихся сюда со всех концов. Все это не укладывалось в представление об осажденном городе, который еще сопротивляется врагу. Голова шла кругом от зловония, заполнившего все вокруг. Это был запах смерти и разложения. Он уже слышал, что в городе появились первые случаи холеры.

Пенрод приостановился, вынул из кармана часы и поднес их к уху. Как и следовало ожидать, они не вынесли столь длительного пребывания в воде. Тогда он посмотрел на луну, решил, что уже далеко за полночь, и быстро зашагал по безлюдной улице, поглядывая на уныло ковыляющего Якуба. Когда они подошли к зданию консульства, в некоторых окнах еще горел свет. Часовой у парадного входа мирно спал, свернувшись калачиком, как пес в своей будке. Его винтовка стояла у стены, и Пенрод благоразумно убрал ее, прежде чем разбудить охранника. Ему потребовалось немало времени, чтобы растолкать его, а потом еще столько же ушло на бессмысленные споры с сержантом патрульного отряда. Несмотря на болотный запах водорослей и изможденный вид, Пенроду все же удалось доказать начальнику караула, что перед ним стоит не какой-то бродяга, а офицер британской армии.

Когда его в конце концов препроводили в кабинет Дэвида Бенбрука, консул в вельветовом домашнем пиджаке сидел за письменным столом и читал бумаги. Он был раздражен неожиданным вторжением и медленно поднялся, снимая очки.

– В чем дело? – поморщился он, отодвигая стопку документов.

– Добрый вечер, полковник, – сказал Пенрод. – Сожалею, что вынужден побеспокоить вас в столь поздний час, но я только что прибыл сюда из Каира со срочным сообщением от сэра Эвелина Беринга.

– Да хранит Господь мою душу! – удивленно воскликнул Дэвид. – Вы англичанин!

– Да, сэр. И к тому же имел честь познакомиться с вами раньше. Капитан Баллантайн из Десятого гусарского полка.

– Баллантайн! Я хорошо вас помню. Откровенно говоря, мы на днях говорили о вас. Как поживаете, мой дорогой друг?

Они пожали друг другу руки, и Дэвид поднес к носу платок.

– Первым делом вам следует принять ванну и переодеться во что-нибудь чистое. – Он позвонил в колокольчик, вызывая прислугу. – Правда, не думаю, что в это время у нас найдется горячая вода, – извинился он, – но полагаю, не понадобится слишком много времени, чтобы разогреть котел.

Дэвид Бенбрук позаботился не только о горячей воде, но и снабдил Пенрода ароматным парижским мылом и предложил гостю свою бритву. Пока тот брился, Дэвид в противоположном конце ванной комнаты что-то записывал в свою записную книжку из красной кожи, совершенно не обращая внимания на наготу Пенрода. А капитан тем временем неспешно пересказывал ему устное сообщение Беринга. Потом он подробно расспрашивал Пенрода о готовности генерала Стюарта к спасательной операции.

– Он еще не вышел из Вади-Халфы? – встревожился Дэвид. – Боже мой, очень надеюсь, что мы сумеем продержаться здесь до его прихода.

Дэвид сложением походил на Пенрода. Даже армейские ботинки пришлись впору, словно были изготовлены специально для него. Правда, брюки, несколько широковатые в бедрах, пришлось потуже стянуть ремнем, предварительно заправив под них хорошо выстиранную и тщательно выглаженную белоснежную рубашку. Когда он полностью оделся, Дэвид повел его в свой кабинет.

– К сожалению, не могу предложить вам даже рюмочку бренди, чтобы снять усталость, – извинился консул, когда служанка поставила перед Пенродом тарелку с ломтиком хлеба из дурры и тонким кусочком сыра из козьего молока.

– Вполне достаточно, сэр…

– Чертовски рад вашему донесению, Баллантайн. Мы уже несколько месяцев сидим здесь в полном неведении, совершенно отрезанные от внешнего мира. Сколько времени вы добирались сюда из Каира?

– Я выехал оттуда девятнадцатого числа прошлого месяца, сэр.

– Черт побери, вы добрались очень быстро! – удивился Дэвид. – Ну а сейчас расскажите, о чем пишут лондонские газеты. – Он жадно ловил все новости, которые Пенрод добросовестно ему пересказывал.

– Лондонские газеты весьма подробно освещают жесткое противостояние между генералом Гордоном и мистером Гладстоном, сэр. При этом общественное мнение всецело на стороне генерала Гордона. Многие хотят, чтобы Хартум был освобожден от блокады, генерал Гордон спасен, а дикарей наконец-то научили хорошим манерам.

– А вы что думаете на этот счет, капитан?

– Будучи кадровым армейским офицером, сэр, я не позволяю себе иметь собственное мнение по таким вопросам.

– Очень мудро, – улыбнулся Дэвид. – Однако, разделяя это общественное мнение, вы не считаете, что премьер-министр демонстрирует полное отсутствие решительности в своих действиях?

– Я могу говорить откровенно, сэр?

– Именно этого я и добиваюсь. Все, что вы скажете мне сейчас, останется между нами. Даю вам честное слово.

– Я думаю, что мистера Гладстона нельзя обвинять ни в трусости, ни в малодушии, как это делают многие британцы. Отказываясь послать армию вверх по реке, чтобы спасти жизнь генералу Гордону, мистер Гладстон просто не считает эту операцию достаточно оправданной. Судя по всему, он не хочет вовлекать всю нацию в весьма дорогостоящую и к тому же чрезвычайно рискованную кампанию в самом сердце Судана всего лишь для спасения репутации одного человека. Ведь он может просто бросить этот город, сесть на один из своих пароходов и благополучно вернуться домой.