Игорь Райбан - Удар на четыре стороны Света

***

В забытьи провалялся несколько часов, пока очнулся и пришёл в себя. Вспоминая прошедшую ночь, с тоской смотрел на пустую постель. Жить не хотелось. Совсем.

Несмотря на то, что итак осталось недолго.

Висевший на стене большущей календарь моих двух месяцев, – где в нём зачёркивал траурным крестиком пройденные бегом бессонные дни, – безмолвно напомнил об этом.

В жизни как всегда гармонии нет. Так мне и надо.

Не ценим мы то, что дается даром, будто должно так быть, и начинаем этим дорожить только с потерей.

Сука – любовь, жизнь, судьба; всё остальное.

Куда ни коснись, везде она эта «сука» без просвета.

Эх, если б можно вернуть всё назад!

Но ведь на свете никто не может стереть прошлое, или изменить его. Чувств нет никаких, их убило.

Жду смерти, придет ли она за мной сейчас или попозже.

Ну, давай приходи, я готов.

«Эй, соберись чувак! – вдруг кто-то приказал. – Не место, не время распускать сейчас сопли».

Слушая внутреннего командира, пошел в ванную, мыться—бриться, приводить себя в порядок, ставить чайник на кухне, кормить кошку.

Прибрал ночной беспорядок в комнате.

Сделал небольшую зарядку, включая для бодрости ритмичную музыку из французской эстрады, да погромче.

Она мне нравилась, есть в ней вечно-непреходящее.

Не то, что наши однодневные мелодии вроде «коротких юбчонок».

Возле зеркала в ванной обнаружился цилиндрик губной помадки, след от Лии. На полочке рваная упаковка противозачаточных пилюль.

Ещё нашёлся в комнате белый кашемировый шарфик, тоже от неё, на память видно оставленный.

Равнодушно сунул находки в один пакет.

Наверно стоило позвонить Лилии, но не знал её номера.

Ладно, потом зайду в офис и верну.

Елку поставить или гирлянду развесить – задался вопросом.

Новый год на дворе, вроде праздник.

Наверно в этом есть тоже небольшой смысл жизни; что-то делать, идти куда-то, чем-то заниматься, где-то работать.

Повесил гирлянду, Мата помогала как всегда, разматывать, то есть наоборот запутывать провода. Но мы всё-таки справились: я распутал, подсоединил в сеть гирлянду, а кошка наигралась вдоволь.

Тонкие радостные огоньки беззаботно замигали.

Вспомнил о лекарствах, что надо их принимать для вынужденной профилактики.

На холодильники пузырьки выстроились в разнобойный ряд, высыпал по одной из всех, заглотал, запил водой.

Закипел чайник, стал готовить кофе.

Налил в чашку наполовину, разбавил его коньяком.

Мне ничего не навредит.

Пил кофе, бесцельно бродил по квартире некоторое время.

Наверно убивал время, как делают все люди.

Забирай весь Мир с собой, – сказала Лия, – и да, заберу с собой.

Это Солнце разлетится на осколки всех оставшихся дней, как мы расстались – да пошло к чёрту.

Так бывает, когда люди разлучаются из-за пустяков и мир катиться к пропасть.

«Надо в больницу. Чужое горе никого и никогда не волнует», – произнес себе, и стал одеваться.

Мата безмятежно спала девятым сном на подоконнике.

Свернувшись клубочком, уткнув носик в промежность.

Как они так могут? Непонятно, подивился.

А если завтра война, а если сейчас придётся умереть?

Ведь такое может быть запросто в любой момент.

Пойми Мата, я же не со зла всё делаю.

Махнул рукой – да ты всё равно не поймешь.

Кошка спала, не обращая внимания.

Что поделаешь, она животное. А у неё есть душа?

Наверно есть, как у всех живущих на белом свете.

Надеясь на чудо, ждал, что оно произойдет с нами двумя: кошкой и мной. Но, увы, чудес не бывает.

Погладил сонную Мату, чтобы немного успокоится перед уходом и вышел из дома.

***

Сидел в больничном коридоре, ждал результаты анализов.

Там кабинет кардиолога, с деревянной дверью.

Простой и белой, за которой скрылась моя жизнь.

Правда, забрал бы весь мир с собой, если бы мог так сделать.

Но, увы, я не волшебник.

Мимо, напоминая о горькой старости, кропотливо шаг за шагом проковыляли: сначала седой дедок прошёл, опираясь на палку, потом сгорбленная бабка с клюкой.

И медленный шаг за последним шагом.

Один Шаг, за другим шажком. Как у младенцев.

Только они начинают жить, не зная, что такое смерть.

Вот же?! – как они так делают, цепляясь за угасающую жизнь?

Наверно я бы не стал на их месте, или бы стал?

Мне пока не понять такое стремление к жизни.

Может они также, стараются растянуть время дарованных лет.

В пустом вечернем коридоре больницы остался один, одинёшенек.

Жесткое сиденье не давало покоя, заставляя мою задницу ёрзать каждую минуту. Появились уборщицы.

Одна молодая, другая постарше, они принесли с собой суету и повседневную жизнь. Расставили ведра с водой, мешки под мусор.

Начали уборку с дальних углов коридора.

Женщина, которая постарше, принялась мыть в самом коридоре пол, настеленный свежим линолеумом.

А молодая работница мыла полы в кабинетах врачей.

Открывала замок где закрыто, заходила туда в каждый по очереди, наводила чистоту и выходила.

Недавно в больнице, которой больше полвека, сделали косметический ремонт.

Покрыли скрипучие полы новым линолеумом, побелили древние потолки, перекрасили серенькие стены в трещинах на радостный цвет.

А на всё остальное: – «денег нет, но вы держитесь…»

Пусть бы он сам полечился здесь и помыл полы дореволюционной шваброй, а не моющим пылесосом, который специально создали для прогресса.

Мокрая тряпка на швабре ловко стирала следы пришлых посетителей. Раз за разом, с каждым взмахом, подбираясь к моим ногам всё ближе и ближе. Так же, как следы на полу, эта тряпка сотрёт моё напоминание о том, что когда-то ведь жил на этом свете.

Будет ли кто-нибудь помнить, интересно.

Буднично, немного раздраженно переговаривались между собой занятые неблагодарным делом женщины, наверно тоже со сложной судьбой. Ведь никто в детстве не хотел стать из них уборщицами.

А случилось, и стало именно так: я умираю, а им придётся мыть полы до самой смерти. Такова жизнь.

Встал, отошёл подальше, чтобы не мешаться под половыми тряпками. Захотелось закурить прямо сейчас, не отходя от кассы.

Незакуренная сигарета из пачки, которую всё-таки нашёл на кухне, встала в горле комком жеваной резины.

Хотелось, как раньше пить водку, курить сигареты, трахаться со всеми подряд, даже с самой уродливой мулаткой.

Хотелось куража дикого и негритянского, как в караоке.

Желалось кричать, невзирая, на опустевшие коридоры поликлиники, ведь я сумасшедший.

Но горло сдавило внутри и перехватывает сердце, что дышать невозможно. Видно мое время пришло.

Теряя сознание, повалился на пол. Плохо, очень плохо.

Осталось лишь задержать воздух надолго—надолго – и лишь потом выдохнуть, но не сразу, а постепенно, с каждым мигом, каждой клеткой выпуская из себя частичку драгоценной жизни.