Андрей Дубровский - Петербургские народные сказки

В конце концов царь решился: или он одолеет лес, или лес – его! И приказал прорубать широкую просеку прямо к Александро-Невскому монастырю, находившемуся на довольно удалённом расстоянии от города. Народу это было подано в царском указе так: «Нечего крюк здоровый делать, плавая по Неве до монастыря! Напрямую удобнее, и гнев Посейдона отныне будет не страшен».

Но как до этого отвадить петербуржцев от берега Пётр при всей своей грозности не сумел, так и сейчас набрать охотников прорубать першпективу не смог. Набралось немного чухонцев (которых просвещённый Пётр нечистью не считал) – для них лес был домом родным, а лесная нечисть – соседями. Да ещё гвардейцы Преображенского и Семёновского полков без лишних разговоров за своим царём пошли – им было без разницы, с кем бороться: хоть со шведом, хоть с лешим.

Вот это наше упоминание о шведах оказалось как раз кстати! Царь Пётр сразу вспомнил, что у него достаточно уже накопилось пленных шведов – ведь их тоже можно взять с собой прорубать першпективу. Идея была беспроигрышной по двум соображениям. Во-первых, шведы – пленные и по своему положению не имеют особых возможностей пререкаться и воротить нос. Во-вторых, шведы – иноземцы, и до русской нечисти им, по идее, нет никакого дела.

– Вам нет никакого дела до нашей нечисти? – на всякий случай уточнил царь Пётр у шведов.

– Ровным счётом никакого. Плевать мы на неё хотели, тем более, что не знаем ни одной, – невозмутимо подтвердили шведы предположения Петра.

– Вот и прекрасно! Тогда завтра же начинаем прокладывать дорогу.

Шведы не нашли логики в словах Петра: как могут соотноситься русская нечисть и прокладка дороги? Но поскольку они были пленные, то в дискуссию вдаваться не стали.

Итак, местные чухонцы, пленные шведы и преображенцы с семёновцами, во главе с царём Петром, начали прорубаться от Адмиралтейства к Александро-Невской лавре. Принялись дружно за работу, но не успели ещё и версты пройти, как вдруг из густого ельника (где-то в районе нынешней Большой Морской улицы) навстречу работникам выходит старичок небольшого росту. Пётр и его гвардейцы сразу поняли, что перед ними сам хозяин леса – леший. Чухонцы тоже, наверняка, узнали своего соседа, но вида не подали – очень невозмутимый народ. А шведы – те вообще ничего не поняли.

Говорит старичок Петру:

– Привет тебе, царь Пётр!

– И тебе, дедушка, привет! – отвечает Пётр.

– Царь, я к тебе уважение имею: ты могучий и грозный – не то, что твой тишайший папенька. Людишек своих ты напугать можешь не хуже меня. Но только вот тебе мой совет: не ходи ты дальше, не надо. Что тебе, Невы да морского побережья мало? Ты же, насколько я слышал, море любишь да морское дело уважаешь. Зачем тебе вдруг дебри лесные понадобились?

Не сразу ответил могучий царь. На первый взгляд – справедливы слова лесного владыки. Но на второй взгляд – всё не так просто. Отвечал Пётр, вздохнув:

– Эх… Всё так: люблю я море и дело морское уважаю. Но как бы я море ни любил, Россия-то, чай, не на островах находится, не Британия какая-нибудь. Нам к морям прорубаться надо, а суши у нас – сколько угодно. И суша наша вся лесом бескрайним покрыта – Россия ведь не в киргизских степях раскинулась. Так что без леса нам никак не обойтись, рано или поздно мы бы пришли сюда, уж не обессудь.

Крепко призадумался тут леший.

– А что будет, если дальше пойду? – любопытствует царь.

– Да ничего хорошего не будет. С тобой уж точно… Вот, видишь эти древние камни, которые твои работники разметали, чтобы путь расчистить? Так вот, часть этих камней в тебе окажутся, и найдёшь ты через них свою погибель раньше времени. А деревья вековые видишь, которые вы срубили, да гатями в болота уложили? Вот так же после смерти твоей, царь, флот твой любимый сгниёт, брошенный в полнейшем небрежении твоими наследниками.

Теперь уж настал черёд царю Петру крепко призадуматься. Тут подходит к царю его приближённый, знаменитый колдун и чернокнижник Яков Брюс. И говорит:

– Не печалься так сильно, царь. Старец сей, конечно, правду сказал, да не всю. Да, флот при ближайших твоих преемниках их небрежением в изрядную ветхость придёт. Но зато позже возродится в ещё большей славе. То, что не удастся сделать тебе – вывести русский флот на океанские просторы, произойдёт в последующие столетия.

Насчёт же камней в организме Петра, от которых самодержцу погибель уготована, – о том Брюс умолчал. Тут он никак не мог царя обнадёжить.

Петру же хватило и доброй вести о флоте – ободрился он и молвил:

– Изрядно ты меня постращал, дедушка, а теперь посторонись, работа не ждёт!

– Как знаешь, – печально вздохнул леший и исчез.

Долго ли, коротко ли (вообще-то, коротко ли – иронич. примеч. автора ), но дошла просека до реки Мьи. Смотрят: на другом берегу стоит гигантская дева со щитом и копьём, глаза большущие, золотые волосы волнами по плечам распущены, обширная грудь от гнева так и вздымается – любо-дорого посмотреть. Кто же мог подумать, что это сама местная Богиня Смерти?! Ну, чухонцы могли так подумать – они ведь не раз её видели. Но чухонцы и на сей раз сохраняли удивительную невозмутимость.

Увидела дева среди работников царя Петра и громогласно объявила:

– Остановись и не переходи эту реку! Если же ты будешь упорствовать в своём деле, то знай, что не будет у тебя прямого наследника престола!

– Так ведь он у меня уже есть – сын Алексей, – возразил царь Пётр.

– Нет, не будет у тебя прямого наследника! – с пафосом настаивала дева и затем уже спокойнее добавила. – Если перейдёшь реку, конечно же.

Пётр подумал и решил пойти на хитрость: он и не станет переходить реку Мью – он возведёт широкую насыпь, разделит реку надвое и пройдёт по земле, будто и нет никакой реки. Сказано – сделано.

Но Богиню Смерти, даже некрупную, местную, не обманешь. Увы, позже пошёл сын против своего венценосного отца и погиб жалкой смертью. Не стало у царя Петра прямого наследника – исполнилось пророчество.

Когда довели першпективу до берёзовой рощи (там, где сейчас стоит Гостиный двор), вдруг, впервые за много дней (или за много лет), выглянуло солнце. Решили по этому поводу учинить небольшое застолье и отдохнуть немного. Посидели, потом разбрелись в разные стороны, отдыхать. Заблудиться не боялись – разве заплутаешь в берёзовой роще? Прошло время и стали созывать всех, скликать, аукать. И ничего не получается – со всех сторон вроде отвечают, аукают, а никто не идёт. Позже все одно вспоминали: со всех сторон «Ау!» слышится, а куда ни пойдёшь – никого нет.

Тут иные из петровских гвардейцев смекнули: это Аука шалит, аукает там, где нет никого, по лесу водит. Закручинился Пётр: этак он сейчас в трёх берёзах всех работников растеряет, ни с чем возвращаться придётся. Тут вдруг осенило царя! Велит он трубачу играть боевую тревогу. И, как по волшебству, начинают появляться перед ним преображенцы, семёновцы и пленные шведы. С боевой трубой не может тягаться даже самый матёрый Аука: солдат к трубе выйдет даже если все лешие, эльфы, сатиры и ванахальбы соединятся вместе, чтобы сбить его с пути. В конце концов собрались к Петру его гвардейцы и пленные шведы. Но чухонцы (которым боевая труба – что карканье вороны) так и не появились… Дожидаться не стали, пошли дальше путь прокладывать.