Denis Zakharov - Апейрон

– На что намазываешь это масло?

– Не понимаю, о чем ты.

– Все, что говоришь, – отысканное на полках холодильника масло. Ты извлек, открыл, пустил острый нож в его тело, и вот масло на ноже. На что ты его намазываешь? Хлеб, печенье, хлебец? Иначе быстро растает, испарится, шмякнется на стол.

– Хм…

– Раз за разом ты пропускаешь нож в масло. Иногда большой кусок отрежешь, в другой день совсем крохотный, но, куда мажешь, вопросом не задаешься – не впрок масло расходуешь. Вкус его ты не знаешь, но аромат слышишь, вот слюна и течет, а желудок урчит и просит.

– Верно чувствуешь и говоришь.

– Ты не преуспеешь, пока хлеб не испечешь.

– А он разве не испечен? Мне смерть и тебе смерть – смертные мы.

– Мы здесь ни при чем и ни при ком. Смертные, бессмертные – это никак не касается ни масла, ни хлеба. Масло мажется, хлеб печется. Можем и ножом себя вообразить, да и он не мы.

– Что же мы?

– Слово.

– Что это значит?

– А ты загугли.

– «Слово – единица речи, служащая для выражения отдельного понятия».

– Ты и есть единица речи, то есть жизни, служащая для выражения отдельного понятия жизни.

– Предназначение?

– Предназначение – это путь, который можешь пройти, – функция. А ты переменная.

– Переменная?

– Да.

– А если всё не так?

– Точно не так. И это тоже важно понять. Потому что, если хочешь, чтобы было так, то оно должно быть не так.

Пропасть оказалась гораздо глубже, чем виднелась из мангровых зарослей, по которым я в панике прорывался к спасительной кромке обрыва последние несколько часов своего странного путешествия. Другого выхода не было. Шум ломающихся с треском кустов приближался, искажая мой единственный вариант спастись. Вот она, та кромка обрыва, что я успел заметить сквозь заросли сжимающих меня джунглей. Впервые за жизнь я обнаружил себя перед лицом реальной опасности, когда необходимо спуститься по канату – на глаз почти километр – вниз по обрывистому камню.

«Камю!» Я улыбнулся, неуместно вспомнив, что именно так называла племянница насыпанный возле дома щебень. Она не могла выговорить слово «щебень», поэтому пыталась выговорить слово «камень».

«Камю! Альберт Камю!» – улыбка шаркнула по лицу.

Ведь он полагал единственным средством борьбы с абсурдом признание его данности, а я находился уж в больно абсурдной ситуации. Проделав длительный тяжелый путь, я оказался в ситуации погони, где я был бегущей в панике жертвой. Бессмыслица. В «Мифе о Сизифе» Камю писал, что для понимания причин, заставляющих человека совершать бессмысленные действия, нужно представить спускающегося с горы Сизифа, находящего удовлетворение в отчетливом осознании тщетности и безрезультатности собственных усилий. Я нащупывал себя сейчас в похожем состоянии, понимая, что мне предстоит спускаться по обрыву под угрозой собственной жизни. После ДТП у Камю нашли с собой неоконченный автобиографический роман «Первый человек» и неиспользованный железнодорожный билет. У меня же в кармане был зеленый Skittles, небольшая нефритовая рыба, приобретенная в одной чайной, и запутанные, как лабиринты Минотавра, проводные наушники компании Apple, которыми я почти не пользовался.

Грохот камней где-то внизу вытолкнул меня из мигающих мыслей, вновь столкнув с реальностью. К ремню был привязан канат, кажущийся сейчас таким тонким над огромной бездной. От такого открытия я оробел. Вчера в номере отеля канат казался мне толстым и надежным. Ситуация не позволяла выбирать – я бросил канат через ствол дерева, завязал на два узла и принялся спускаться. В голове не к месту крутилась мысль, что вчера вечером я точно измерил длину и прочность каната: я рассматривал его почти всю ночь, не в силах заснуть. Канат, по которому спускался я теперь, был не тот, что я готовил днем ранее. Не так я планировал свое приключение.

Я упал в пропасть, не успев прикоснуться к маниловскому канату, выменянному у филиппинца из Калоокана. Во времена парусников такие канаты особо ценились. Они прочнее пеньковых, более гибки и эластичны. Пеньковые же канаты больше подвержены гниению, поскольку лучше впитывают воду. Эта информация помогла мне вчера на городском рынке сделать правильный выбор, но никак не совладала с самим страхом. Мысль цепко устремлялась вглубь, карабкаясь по лестнице, ища запасный выход, которого не было. Словно небольшой зверек, она попадала в захлопывающийся со звонким грохотом капкан. Каждая новая мысль проделывала тот же путь. Шорох из зарослей папоротников становился слышнее. Зрение утрачивало ясность. Голова отключилась, отказываясь принимать решение. Тело двигалось по канату без шанса спастись, подталкиваемое ужасом. Это существо вынудило нас покинуть фрегат, чудом я оказался на суше, но оно продолжало погоню и на суше.

Про это загадочное и жутко зловонное существо много рассказывают местные жители, впервые его обнаружившие в городе Сан-Антонио, провинция Восточный Миндоро.

Голос сопровождающего меня на корабле штурмана в моей голове: «Никто не знает, так ли это».

Сейчас важно одно – спуститься вниз, в темноту обрыва, не сорвавшись в пропасть.

– И время здесь ни при чем?

– Да, и ни при ком.

– У меня встреча сегодня в десять в Nobu на Олд-Парк-лейн.

– Ты пространство со временем не путай, но и не разделяй.

– Загадками говоришь. Твои люди, наверное, трясутся, когда ты так говоришь. Что ты об этом знаешь?

– Всё и ничего одновременно.

– Откуда знаешь?

– Ты тоже знаешь и заранее знал, только не думал об этом, потому что был занят всякими глупостями.

– И что мне сейчас делать надо? Куда ездить? Как познавать?

– Надо. Туда. Так.

– А если времени не хватит?

– У тебя его и не было никогда. Не пугайся, купюра из кармана не выпадет.

– Может же! Раз. И все. Смерть.

– Нет никакой смерти.

– Бабуле моей это расскажи.

– Так жива она.

– Где ее искать, может, подскажешь? Дома ее нет – руками не потрогать.

– Не по тем адресам ты ее ищешь, да и не тем человека щупаешь. Не человека ты руками касаешься.

– Ты про чувства и ощущения?

– Не про них.

– Про что же?

– Потерпи, уже скоро все узнаешь, а пока наблюдай и не спеши.

– Времени нет.

– Нравится так жить?

– Местами.

– Придумай иную жизнь, ее и живи.

– Ничего придумать я не могу. Все уже придумано.

– Совсем не похоже на тебя.

– Учиться надо?

– Тебя многому обучили.

– И что же теперь?

– Теперь ответственность твоя .

– Надо разобраться с собой.

– Не твое это «надо».

– Дай мое.