Макс Пембертон - Бриллиантовый корабль

– В таком случае я отправлюсь на виллу, – сказал я чиновнику таможни. – Если можно достать экипаж, то прикажите подать его немедленно.

Он ответил, что вилла Сент-Джордж находится в пяти милях от города на склоне не очень большой горы, которая составляет гордость острова Санта-Мария. По этой дороге ездят верхом, и генерал прислал лошадей. Он думал, что я приведу с собой слуг, которые нисколько не помешают в его доме. Несмотря на кажущуюся искренность приглашения, видна была тревога, за которой скрывалась известная доля предостережения. Меня ждали на вилле, а сам хозяин спешил куда-то. Ничего не могло быть более зловещего.

– У генерала много посетителей из Европы? – спросил я чиновника.

– Иногда бывает много, – ответил он, – но он не всегда бывает здесь, сеньор! Мы целыми месяцами не видим его... чем дольше, тем хуже для нас.

– Ага! Он покровительствует вашему городу, как я вижу?

– Великодушный, щедрый джентльмен, ваше превосходительство... а дочь его, точно маленькая королева среди нас.

– Она теперь на вилле Сент-Джордж?

– Она приехала из Европы три дня тому назад, ваше превосходительство.

Мне нечего было больше спрашивать, и я, не теряя больше ни минуты, передал свои вещи слуге-негру, который подошел ко мне от имени генерала, и вскочил на лошадь, поданную мне красивым французским грумом. Окиада, мой слуга, также поместился удобно на лошади, и мы выехали из города. Всех нас было двенадцать человек и все мы отправились в горы. Человек, менее подозрительный и менее придающий значения каждому обстоятельству, нашел бы все это восхитительным. Дикая и извилистая горная тропинка, чистое небо вверху, блестящие скалы, превращавшиеся мало-помалу в пики и куполы, сверкавшие золотом при свете луны, факелы в руках негров, португальцев, мулатов, все время распевавших свои национальные песни, – настоящая романтическая картина, не будь она так реальна на самом деле. Но я больше всего наблюдал за сопровождавшими нас людьми, которые были вооружены чудовищными ножами и револьверами, спрятанными в кобурах. Для каких опасностей предназначались они на этом острове, где жизнь была так тиха? Неужели эти люди – убийцы, а я явился на этот остров лишь для того, чтобы сделаться предметом самого гнусного и в то же время неосторожного преступления? Я не хотел верить этому. Огни стоявшей на якоре моей яхты светили мне и говорили о спасении. Люди эти не осмелятся убить меня, – говорил я себе. Я мог бы громко посмеяться над их стараниями показать мне свою мнимую силу.

Я уже говорил, что мы поднимались по опасной тропинке на склоне горы. Тропинка эта прервалась вдруг и мы ступили на современный железный мостик, перекинутый через довольно глубокую пропасть, отвесные стены которой я ясно видел при свете факелов. Переехав мостик, мы очутились на плато длиной в одну треть мили и на заднем плане его я увидел огромный пик, выраставший из этой же самой горы. Какой вид имела эта местность со стороны моря, я не мог рассмотреть в темноте, а огни в доме, блестевшие среди деревьев парка, я заметил, только когда мы въехали в ворота. По крику, поднятому провожатыми, по ускоренному ходу лошадей и по следующему за этим шумом и гамом я понял, что мы достигли места своего назначения и приехали к дому мистера Фордибраса.

Спустя пять минут раздался лай собак, из открытых дверей блеснул свет – и чья-то фигура выступила из тени, чтобы приветствовать меня на вилле Сент-Джордж. Я соскочил с лошади и очутился лицом к лицу не с Губертом Фордибрасом, а с его дочерью Анной.

На ней, как и подобает молодой девушке, было белое платье, сшитое, очевидно, в Париже. Я заметил, что на ней не было никаких драгоценностей и что она держала себя так просто и естественно, как только можно было этого желать. Она сказала мне с некоторым смущением, что отца ее вызвали по делу на соседний остров Св. Михаила, и он вернется только через три дня.

– Не правда ли, как ужасно, – сказала она, – что вам придется проводить время со мной?

Я ответил, что могу вернуться обратно на яхту, если только мое посещение затрудняет ее, что я приехал посетить ее отца и могу свободно располагать своим временем. На все это она ответила своими обычными выразительными жестами, которые так привлекали меня к ней: она еле заметно пожала плечами и мило надула губки.

– Что ж, если вы так желаете вернуться обратно, доктор Фабос...

– Не говорите так... Я думаю только о вашем спокойствии.

– Вы желаете, следовательно, остаться?

– Говоря откровенно, желаю.

– Тогда войдите... пожалейте нашего бедного повара, который еще час тому назад ждал вашего приезда.

– Правда? Так вы не...

– Что? Заставить голодать человека, который нарочно приехал из Европы, чтобы посетить нас!..

– Надо признаться откровенно, у меня волчий аппетит. Можете передать генералу, что я был очень послушен.

– Вы сами это скажете ему. О, не думайте, что вы так скоро уедете отсюда! Никто не уезжает скоро с виллы Сент-Джордж. Здесь гостят недели и месяцы. Это, знаете ли, верно, как небо... Мы приготовили для вас комнату «Синей Бороды», названную так потому, что в ней есть потайная дверь, впрочем, вы сами сейчас сможете осмотреть ее. Пусть генерал Вашингтон сию минуту проводит вас туда.

– А мой слуга? Надеюсь, он не доставит вам хлопот. Он японец и питается рисовыми пудингами. Но если он мешает вам, не стесняйтесь и скажите.

– Чем же он может мне мешать? Тем более, что отец мой ждал его.

– Он говорил вам об этом?

– Да, и того ирландского джентльмена... как его имя? Того, который ухаживал за мисс Астон в Диеппе. Она теперь наверху и читает о королях Ирландии. Джентльмен указал ей эту книгу. Как вы этого не знали, доктор Фабос! Разумеется, он ухаживал за ней.

– На ирландский манер, вероятно... Завтра он, быть может, высадится на берег... боюсь только, что надежды будут обмануты. Все ухаживания его заключаются в цитатах из его рассказов в «Pretty Bits». Я так часто слышал их. Во всем мире найдется женщин двести, и все они были единственными женщинами, кого он любил. Не верьте Тимофею и попросите мисс Астон вспомнить, что он происходит из рыцарского, но увлекающегося рода.

– Как смею я нарушить ее мечты о счастье! Она уже снабдила полной обстановкой гостиную... в своем, понимаете, воображении.

– Заставьте ее в таком случае вообразить, что Тимофей опрокинул лампу и весь дом сгорел.

Мы посмеялись от души над этой глупостью и затем я последовал за огромным мулатом, которого она называла генералом Вашингтоном, и тот провел меня в приготовленное для меня помещение. Дом, насколько я мог заметить, походил на бунгало значительных размеров; с задней своей стороны он расширялся, превращаясь в солидное здание с верхним этажом, где было много комнат. Моя собственная комната была обставлена с превосходным вкусом и без всякой вычурности. Рядом со спальней помещалась ванная, устроенная на американский манер, и не одна ванная, но еще и небольшая прелестная гостиная. Особенно понравились мне изящные рисунки на стенах, старомодные английские занавески из ситца и целый ряд книг в гостиной и спальне. Приятное впечатление произвели на меня также электрические лампы, очень красиво поставленные у кровати на столах в стиле Людовика XV, тогда как огонь в камине напоминал мне английский дом и царящий там комфорт.