Андрей Деткин - Квадромания

Спустя полтора года разбудили звонком из областной клинической больницы. Сдержанный, женский голос сообщил, что от обширного инфаркта скончался отец. «Примите наши соболезнования». Слова прозвучали буднично, абсолютно без интонаций, словно работник гидрометеоцентра вещал прогноз погоды.

Ранним утром, позапрошлым лето в 4:15, его вызвал на связь незнакомый мужчина. Дрожащим голосом проблеял, что его жена съехала с дороги, врезалась в дерево и сейчас вся в крови лежит на траве без сознания. Голос так же сказал, что дожидается скорую, и пока есть время звонит по номеру, который нашел в ее бумажнике.

– Ало.

Сиплым со сна голосом, проговорил Руслан.

– Ало-о, – громче прохрипел он, приподнимаясь на локте.

На другом конце связи молчали. Он убрал руку от уха, посмотрел сквозь мутную пелену сонных глаз на светящийся размытый экран. «Квадр вади», «соединение», горели информационные надписи.

– Вадян, ехарный бабаец, чтоб тебе пусто было.

С досадой и одновременно с облегчением проговорил Руслан, падая на подушку. Тишина. Руслан уже хотел разорвать соединение, как послышался едва узнаваемый трескучий голос:

– Руслан, извини… Он у меня иногда глючит,… когда радио…, – бормотал Вадим, – Иногда последний набор включает ни с того, ни с се…

– Пошел ты, – зло прошипел Руслан и обрубил связь.

В тесном кабинете с зарешеченным окном, под низким, беленым потолком, за столом, заваленным бумагами сидел усатый с плешиной на макушке, в широких очках с толстой оправой мужчина лет пятидесяти. Серый, мятый халат (скорее дань традиции, чем необходимость) свисал тряпкой с его узких плеч.

Мужчина всматривался в громоздкий LCDишный монитор, на котором лентой тянулась галерея спутниковых снимков, показания радиолокационной установки и ренгеноимпульсной аппаратуры. Одновременно с этим слушал доносившийся из динамиков басистый грубоватый голос. Из-за того что микрофон находился близко к губам, слова слышались с придыханием, складывалось впечатление, что говоривший страдает астмой.

–…Геннадич, надеюсь, ты понимаешь, что я не обязан предоставлять тебе такие сведения лично. Все данные мы пересылаем в конце недели курьерской почтой. А сегодня вторник. Понимаешь, да?

– Да, да, Антоша, – шептал профессор, не осознавая, что Антоша его не может слышать, а сам он прокручивает аудио запись, полученную вместе с видеофайлами на электронную почту сегодня утром. – Рассчитаемся, голубчик, рассчитаемся.

– Вот еще, что, – продолжал придыхать Антоша, – наши не ворочаются, думают, метеорит. И я так думал, пока досконально не разобрал траекторию. – На пару секунд повисла пауза, словно информатор колебался, затем продолжил, – в конце, ты сам увидишь, вроде как стала слегка управляемой. Можно было бы сказать наверняка, будь локатор правильно сориентирован. Мне кажется, Геннадич, перед самой землей он пошел на параболу, а датчики засекли лишь начальную фазу. Ты посмотри. Разберись. Почему-то мне кажется это ваш случай. – Антоша нехорошо хихикнул. – И еще, Геннадич, держи меня в курсе.

– Да, да, – Геннадич едва шевелил губами, ему все больше казалось, что это именно их случай.

Профессор торопливо шел, почти бежал по деревянному полу рекреации. Его шаги по половицам, которые хранили следы почтмейстеров, письмоводителей, контролеров, сортировщиков гулко отдавались в толстенных кирпичных стенах бывшей почтовой конторы. Взметались к низкому потолку, бились в пыльные стекла узких окон, забранных кованой решеткой и, в конце концов, налетали на дверь в торце коридора, обитую оцинкованным железом, почерканную снизу подошвами.

Геннадич помнил те времена, когда они занимали целое крыло института космических исследований Академии наук СССР, и штат насчитывал около трехсот сотрудников. Теперь же их осталось шесть. Геннадич чувствовал, что отдел давно стал анахронизмом и его скоро прикроют совсем. Он старался не обращать внимания на нынешнее положение дел, но угасание бросалось в глаза на каждом шагу и эта подачка от Министерства обороны – курьерская корреспонденция по пятницам – изничтожала в конец.

Геннадич стукнул в железную дверь, и, не дождавшись разрешения, широким шагом ворвался в кабинет начальника.

– Вот, Сергеич, – профессор потряс стопкой листов над головой. – Есть. – Глаза его блестели и казались глазами одержимого. От резких импульсивных движений тело его дергалось. – Есть, голубчик. Есть.

Он с ходу опустился на стул, приставленный к письменному столу. За столом громоздился тучный пожилой мужчина, с изрытым угревой сыпью широким лицом, с приплюснутым носом и с тяжелым взглядом. На его широком лбу, пропаханном морщинами, выступала испарина. Ворот синей рубашки под бычьей шеей был расстегнут на две пуговицы. Он сидел, положив руки на стол, и держал в них, обернутую в газету, книгу.

Директор поднял голову, книга легла на стол: «Геннадич, дружище, что у тебя с лицом? – Голос звучал дружелюбно и вовсе не громоподобно и не утробно, как можно было предположить изначально, сообразуя с габаритами и фасадом. – Что-то интересненькое вычитал?».

Профессор замотал головой. Директор приподнял бровь.

– Гляди, – Геннадич бросил бумаги на стол. Быстрым движением Сергей Николаевич взял верхний лист. Геннадич вскочил со стула, обежал стол и встал у него за спиной.

– Вот, – он ткнул дрожащим пальцем на спутниковый снимок, – видишь?

– Да, – протянул директор, рассматривая картинку, – интригует. Вспахано словно плугом.

– Именно, – задохнулся Геннадич, – как при приземлении, а не как воронка при падении.

Николай Сергеевич обернулся на профессора. Тот самодовольно взирал на него сверху вниз, плотно сжав губы, и качал головой, подтверждая тем самым догадку, которую увидел во взгляде коллеги. На несколько секунд директор задумался, затем снова обратился к снимкам. Принялся быстро их перебирать и раскладывать в хронологическом порядке. Геннадич не мешал, он внутренне ликовал и опасался, что не сдержится и взорвется, словно газовый гигант, превращаясь в сверхновую.

– Дата, – вдруг изумленно прошептал Николай Сергеевич и взглянул на следующий снимок. – Дата, – повторил он громко и обернулся к коллеге с вопросительным и одновременно недоуменным взглядом. – Геннадич! Снимки то тухлые! – воскликнул он с обидой в голосе.

Геннадич изменился в лице, словно всесоздатель за такую оплошность сразу накинул ему десять лет сверху. Ученый сдулся, наморщил лоб, растерянно поправил очки и уставился на снимки. От радости он забыл взглянуть на циферки в нижнем правом углу каждого снимка. – Катахреза, какая-то, – прошептал он побелевшими губами.