Веста Сур - Милосердный демон

Харай непроизвольно потеребил мочку уха. Зеркальный двойник остался недвижим.

– Это… – прохрипел воин.

– Судья, – подсказал посредник, переместившийся за спину обвиняемого. – Твоя совесть.

Двойник церемонно поклонился.

– Господин судья, – официальным тоном проговорил визитёр, – прошу вас предъявить обвинение.

Ещё поклон, и поднявшаяся рябь стёрла фигуру судьи. Вместо него в зеркале возник новый двойник Харая – лет на десять моложе оригинала.

Могучий тысяцкий в серой от пота и пыли тунике и запачканной кровью кирасе о чём-то спорил с другим командиром того же ранга. В следующее мгновение в комнату, где они находились, на всех парах влетел взмыленный сотник.

– Готово, господин но-Тэн, – доложил он. – Тоннель у развилки завалили так, что мышь не проскочит.

– Отлично, – улыбнулся тысяцкий. – Поджигайте.

– Харай, – окликнул его сотоварищ, – может всё-таки дождёмся сперва темника?

– Чтобы провалить план? Забыл о двух десятках лучников на башне? Представь, что будет, когда они заметят Келлу с его армией.

– Известно, что будет. Ринутся к подземному ходу, а он завален. Поймут, что оказались в ловушке.

– Вот! – поднял указательный палец Харай. – А что делают люди в безвыходном положении?

Опасливый тысяцкий пожал плечами.

– Глупости, Валейдан, глупости. Либо на прорыв пойдут…

– Кто пойдёт? Там одни старики да дети.

– И лучники, среди которых больше половины – Унат. Будь в Ратуше только люди, я бы так не спешил.

– Ну да, эти чокнутые Унат могут что угодно вытворить.

– Вот именно. Я их повадки знаю ещё со времён колониальных войн. Если совсем туго придётся, перережут старым да малым глотки, а после сами на мечи бросятся. В общем, при любом исходе станут в глазах соотечественников героями. Мол, погибли, но не сдались супостату. А нам это надо? Нам жертвы нужны, тихие безропотные жертвы. Улавливаешь разницу?

– Да я-то понимаю – поймёт ли темник? Господин Келла не любит самоуправства.

– Ничего, с ним я как-нибудь улажу. В конце концов, повеление Суверена о деморализации противника любыми средствами пока ещё в силе.

– Залимат, – развернулся Харай к сотнику, – очевидцев отобрали?

– Да, господин но-Тэн. Трое женщин: две гасурянки и одна Унат. Остальных, как вы приказали, расстреляли из арбалетов.

– Катапульты?

– Обе на месте.

– Поджигайте.

– Будет исполнено, командир.

– И ещё: торгаша, того, что подземный ход показал, пустите в расход. Не люблю предателей.

– Как прикажете, господин но-Тэн.

Едва сотник с поклоном покинул помещение, Валейдан накинулся на Харая с расспросами:

– Катапульты-то зачем? Отвлечь внимание?

– Не совсем, – хитро сощурился Харай.

Крышка стоявшего на полу сундука со скрипом откинулась, и опешивший тысяцкий во все глаза уставился на ровный ряд блестящих чёрных шаров, каждый из которых был с голову новорождённого ребёнка. И лишь когда один из шаров очутился в крепкой руке Харая, Валейдан разглядел узкое горлышко, заткнутое прозрачной пробкой.

– Тончайшее стекло, – с нотками хвастовства в голосе заявил Харай.

– Хрупкая, должно быть, вещица, – предположил его сотоварищ.

– Единственный недостаток. Всё войлоком обложили, и то без одного дюжина треснула. Но большинство в целости и сохранности. Как раз для такого дела берёг.

– Что внутри?

Вместо ответа Харай размахнулся и швырнул шарообразный сосуд в стену. Стекло со звоном разлетелось на мелкие кусочки. По тёмным от времени доскам поползла чёрная маслянистая жидкость.

– Кровь саламандры! – догадался Валейдан. – Теперь понимаю. Достаточно забросать Ратушу такими шариками и вдогонку послать стрелы с подожжённой паклей. Вспыхнет, как сосняк в засуху. Они и чихнуть не успеют, как в головёшки обратятся. Но позволь полюбопытствовать, кто же сотворил это чудо?

– Один знакомец сварганил.

– Должно быть, не человек?

– Ничего от тебя не скроешь! Полугном.

– А нельзя ли и мне свести с ним знакомство?

– Знакомство не обещаю, а вот уступить пару ящиков по сходной цене…

Харай не договорил, поскольку в помещение вновь ворвался Залимат.

– Всё выполнили, командир, – сотник сиял, точно девица в кругу ухажёров. – Полыхает так, что демонам в Бездне жарко. Кое-кто из гасурцев в окна сигал, ну так мы их из арбалетов пощёлкали.

– Правильно сделали, – одобрил Харай.

– Валейдан, – обратился но-Тэн к сотоварищу, – не желаешь прогуляться? Обсудим условия сделки и заодно насладимся зрелищем.

Тот кивнул. Оба тысяцких накинули плащи и вышли из комнаты в сопровождении сотника. Уже на улице Харай вспомнил о другом своём поручении.

– Залимат, – обернулся он к шагавшему позади сотнику, – а что с тем торгашом?

– Так это… – замялся тот, – не прогневайтесь, господин но-Тэн, утёк он.

Вся компания резко остановилась. Глаза Харая налились грозовой силой.

– То есть как утёк? Я же приказал посадить под замок и охрану приставить.

– Сделали, всё сделали, господин но-Тэн, – принялся оправдываться Залимат. – Да только он, шельма, как сквозь землю провалился! Сами понять не можем.

– Значит так, – твёрдо проговорил Харай, – отправить четвёрку Фиоки на поиски. И чтоб достали мне его из-под этой самой земли, куда он провалился. Живо!

– Будет исполнено, господин но-Тэн, – пролепетал сотник и во все лопатки двинул вниз по переулку.

На бледном от гнева лице Харая шевелились отражённые сполохи пожара. И только теперь до его ушей долетели отчаянные вопли обречённых.

Картинка в зеркале помутилась. От дуновения потустороннего, неощутимого ветра вновь побежала рябь, а когда улеглась, на поверхность выплыл первоначальный двойник.

– Благодарю вас, господин судья, – подал голос посредник, – за подробное представление дела. Каково ваше решение?

– Виновен, – провозгласил судья.

– Наказание?

– Смерть от меча.

Харай покосился на оружие. Губы воина изобразили улыбку, больше похожую на оскал.

– Думал – для врага затачиваю, а получается, для себя.

Тем временем зеркало замерцало и вскоре совсем погасло. В воздухе остался лишь светящийся силуэт двойника. Впрочем, он сразу же потускнел, расплылся и без остатка всосался в солнечное сплетение оригинала. Глаза Харая тотчас заволокла жемчужно-серая пелена, отчего он приобрёл вид сомнамбулы. Повинуясь внутреннему приказу совести, приказу, которого был бы не в силах ослушаться даже Суверен, воин вытянул меч из ножен. Острый клинок без труда рассёк кожу живота, пропорол мышцы, внутренности и на вершок вышел из спины. В этот момент к Хараю вернулось нормальное восприятие действительности. Воин попытался сдержать стон, однако тот всё же прорвался, и ночная тишина отступила под его мощным натиском. Ещё недавно полное жизненных сил тело рухнуло на каменный пол.