Мераб Ратишвили - Джуга. Книга I

– Не знаю. Теперь уже не знаю. У дверей сидит такой амбал, что мне с ним не справиться.

– Что, уже сдаешься?

– Не надо, не порть мне настроение.

Старшей медсестры опять не было.

– Присядьте вот здесь, – сказал доктор Жардин, указав на те же кресла, – и подождите. Сейчас вас проводят. Палату № 3 я забронирую для вас сам. Вот номер моего личного телефона. Сообщите, если что-нибудь изменится, – и он протянул Ирэн визитную карточку.

– Спасибо, месье Жардин, что уделили нам столько времени. Я обязательно позвоню.

– Желаю успеха! – сказал доктор и скрылся в кабинете.

– Ирэн, дорогая, по-моему, с Божьей помощью операция «Дедушка» закончилась. И я даже доволен, что все закончилось так благополучно. Мы увидели отличный вид из окна… Ради этого стоило проехать 60 километров.

Ирэн молчала.

Пришла дежурная по этажу.

– Все посмотрели?

– Да, спасибо.

– Тогда я вызову медсестру, которая проводит вас.

К столу медсестры подошел тот самый охранник, который сидел возле президентской палаты. Он почтительно обратился к Илье:

– Можете ли вы уделить мне несколько минут?

Илья не понял, но Ирэн изменилась в лице.

– Что он хочет?

– Уделите, говорит, несколько минут.

Илья и Ирэн переглянулись, пытаясь понять, что бы это значило.

– Что вам угодно? – спросила Ирэн. – Он не понимает по-французски, – указала она движением головы на Илью.

– Я не отниму у вас много времени… Мой патрон просит вас заглянуть к нему всего на пять минут. Я сказал ему, что вы из России.

У Ирэн глаза расширились от удивления. Илья догадался, что происходит что-то интересное.

– Ну что, что он говорит?

– А то, мой дорогой, что операция «Дедушка» продолжается! – быстро сказала она и повернулась к охраннику:

– С удовольствием, как мы можем отказать пожилому человеку в таком пустяке…

– Благодарю, мадам. Тогда следуйте за мной.

– Пойдем, пойдем, он сам нас зовет, не волнуйся.

Илья не до конца понял, что происходит, но покорно проследовал за Ирэн и охранником в палату. Большая двухкомнатная палата больше походила на номер фешенебельной гостиницы. Мягкая мебель, журнальный столик, круглый стол с четырьмя стульями были сделаны из березы. Светлый пол был инкрустирован синим узором. На окнах висели голубые с золотом шелковые занавески, управляемые с пульта у кровати больного. Интерьер в целом был решен в пастельных тонах, что создавало ощущение спокойствия и уюта, и назвать все это медицинской палатой можно было только условно. Только большой монитор, отслеживающий медицинские показатели, и кровать с пациентом не позволяли забыть, что дело происходит в клинике. Мимолетного взгляда, брошенного на старика, было достаточно, чтобы понять, что состояние его не из легких.

– Месье Алекс, гости из России с большим удовольствием согласились встретиться с вами.

– Спасибо, Пьер. Предложи гостям стулья, пусть сядут поближе.

Илья и Ирэн разглядывали старика, прикованного к постели. Морщинистое лицо синеватого оттенка, увядшие руки с большими коричневыми пятнами покоятся поверх одеяла, совершенно седые волосы, такие же брови, из-под которых на гостей смотрят слегка замутненные глаза медового цвета, в которых, казалось, не осталось ни капли жизненной энергии.

Назвать его возраст было трудно даже приблизительно.

Старик посмотрел на молодых и слегка улыбнулся.

– Спасибо, что не отказались повидать умирающего, – сказал он тихим, надтреснутым голосом.

– И у меня есть дедушка, с которым, к сожалению, не могу повидаться. Поэтому мы с удовольствием откликнулись на вашу просьбу, – искренне соврала Ирэн.

Умирающий указал рукой на стулья у кровати. Ирэн и Илья неловко сели, все еще скованные от неожиданности.

– Пьер сказал, что вы русские. Но как я вижу, этот молодой человек не русский. Я прав?

Как будто жизнь проснулась в умирающем старике, у него даже чуть порозовело лицо.

– Да, месье Алекс, я русская, – сказала Ирэн, а потом добавила: Наполовину. А Илья грузин.

– Жеоржи?! Значит, я угадал?

– Что он говорит? – спросил Илья.

– Он угадал, что ты грузин, – сказала Ирэн.

Илья с удивлением взглянул на Ирэн, потом с почтительной улыбкой посмотрел на старика.

– Вы из Москвы? – спросил старик на хорошем русском.

Ирэн и Илья удивленно посмотрели друг на друга. Потом взглянули на старика.

– Вы тоже русский? – спросила Ирэн.

– Я тоже наполовину, – и старик впервые улыбнулся, довольный тем, что ему удалось удивить молодых. – Не удивляйтесь, молодые люди. Жизнь – странная штука. В этом уж можете мне поверить, – вдруг четко и энергично заговорил старик. Потом он обратился к своему охраннику:

– Пьер, подай гостям воды и сок, придвинь к ним маленький столик. А потом оставь нас, я с ними немного побеседую.

Он вновь обратился к молодым:

– Расскажите, что происходит в Москве. Да и в России в целом.

– Я живу в Женеве, а Илья часто бывает и в Москве, и в Тбилиси. Поэтому он лучше знает положение в России.

– Очень хорошо. Значит, вы живете здесь?

– Да, вместе с родителями. Меня зовут Ирэн. Учусь в Женевском университете на факультете искусствоведения. Я на последнем курсе. Заканчиваю магистратуру.

На лице старика отразилось удовлетворение, проглянула едва заметная улыбка. Старик как будто преобразился, в его глазах читалось любопытство.

– Что вас больше всего интересует, месье Алекс? – спросил Илья.

– Меня интересует все. Но вы расскажите о том, что вам больше нравится. Или о чем вы лучше информированы.

– Когда вы были в Москве последний раз?

Старик задумался.

– Очень давно. Лет 40 назад самое меньшее.

– Значит, вы помните послевоенную Москву?

– Прекрасно помню.

– С тех пор немногое изменилось, если не считать проспекта Калинина и безликих жилых микрорайонов на окраинах. То, что сохранилось в Москве со времен Сталина, или же хотя бы начатое тогда, оно еще ничего. А на остальное и смотреть нельзя. Короче говоря, положение тяжелое и все ухудшается. Многое уже развалилось. Оборот денег ограничен. Предприятия не в состоянии выплачивать зарплаты, работают по бартеру. А бывшие советские республики занимаются расчетами между собой по клирингу. Еще немного, и мы возвратимся к первобытному состоянию. На словах осуществили приватизацию, а реально – ограбили народ. После того как отпустили цены и объявили рыночную экономику, народ стал голодать. Перед распадом Советского Союза, в принципе, было то же самое, с той лишь разницей, что тогда на прилавках было пусто. В гастрономах вместо мяса, колбасы и рыбы лежало молоко в пакетах. Как только появлялось что-нибудь приличное, тут же выстраивалась длинная очередь. Теперь вроде и еда появилась, и ассортимент увеличился, но что толку? У людей нет денег. Многие этот период сравнивают с НЭПом. Люди терпеть не могут кооператоров и бизнесменов, которые большей частью ничего не производят, а, наоборот, стараются урвать у голодного народа еще один кусок. В Москве и больших городах еще как-то можно прокормиться, а в районах… Трудно представить, как люди там живут.