Мераб Ратишвили - Джуга. Книга I

Упомянув Рейгана и тайное правительство, Илья вспомнил о вчерашней беседе советников. После короткой паузы он продолжил.

– Что мы получили после разрушения Советского Союза? спросил Илья и сам же ответил: – Получили то, что мир стал однополюсным, маленькие страны теперь менее защищены. Это продлится еще долго, потому что для создания нового второго полюса потребуется время и колоссальные ресурсы. Мы получили неконтролируемые вооруженные силы, миллионы голодных и ограбленных людей, конфликтные регионы… И это еще не все. Мы получили экспансию криминала на Западе. Разумеется, никто не пойдет грабить голодную Африку. Европа и Америка благополучно вывозят сырье из России по бросовым ценам, но и тут допущена ошибка, вызванная жадностью. Уроки прошлого их ничему не научили. Долго так не может продолжаться. Несколько корпораций погреют руки, этим все и кончится. Таким подходом Запад заставит Россию еще более замкнуться в себе. Все имеет свой предел, и Запад должен установить этот предел самому себе. Правила игры должны быть одинаковы для всех. Я подытожу и скажу коротко. Для существования империй в масштабах Советского Союза нужны новые Сталины, проще говоря – монархия, что в сегодняшнем мире является анахронизмом.

Илья как будто хотел что-то добавить, но промолчал и взглянул на Ирэн. Она сидела не шевелясь и смотрела на старика. Старик молчал и отвечать не спешил – видимо, окунулся в воспоминания.

Потом Илья вновь заговорил:

– Я вас, наверное, утомил, месье Алекс?

– Нет, я не устал, – сказал старик тихо. В его голосе чувствовалось что-то вроде сожаления.

– Я согласен со многим, что вы сказали. Признаюсь, многое было для меня неожиданным. Например, то, что Советский Союз прекратил свое существование после смерти Сталина. Такой оценки я еще ни от кого не слышал. По правде говоря, после смерти Сталина, когда я покинул Советский Союз, похожее ощущение было и у меня. Но это из-за того, что смерть Сталина я воспринял как личную трагедию. После нее я был вынужден покинуть страну. Страну и человека, которому я честно служил.

– Вы работали у Сталина? – спросил удивленный Илья.

– Да, работал, и не только работал… – Cтарик остановился, словно что-то мешало ему продолжить.

– Похоже, нам есть о чем поговорить. Обещайте, что еще раз навестите меня, – сказал старик и посмотрел сперва на Ирэн, а потом на Илью.

– Навестим, обязательно навестим, – сказала Ирэн с улыбкой. Правда, завтра у меня начинаются лекции в университете, но я постараюсь. Если у меня не получится, хотя бы Илья приедет. Да, Илья?

Илье ничего не оставалось, как согласиться. Про себя же подумал: «Ах, Ирэн, ну погоди…» Но вслух сказал с улыбкой:

– Оба приедем. Обязательно. К вам пустят?

– Да, да, я предупрежу, чтобы пропустили без проблем. Ирэн, доченька, подай-ка мне вон тот блокнот, на столе.

Ирэн протянула блокнот. Старик достал две визитные карточки и протянул их Ирэн. У него дрожали руки, видно было, что разговор утомил его.

– Одну оставь себе, другую отдай Илье. Илья, если будет необходимо, покажешь внизу. А ты, если что, скажешь, что моя внучка, и подмигнул. Илья Улыбнулся.

Ирэн рассмеялась, подошла поближе и поцеловала старика.

– Дедушка Алекс, – вошла в роль Ирэн, – а когда лучше завтра приехать?

– Как и сегодня. После обеда обычно тихий час. А после уже не знаю, что и делать. От дел отошел и стал умирающим стариком – бездельником, – пожаловался старик.

Они попрощались. В коридоре Пьер вскочил и пожал им руки. Ирэн сказала, что они приедут еще раз.

В лифте Илья посмотрел на визитную карточку.

На нем были написаны только имя и фамилия: Александр Агуж.

Стояла осень 1900 года. Вся листва в Сибири давно пожелтела. С низовьев Лены шло несколько барж с приговоренными к ссылке арестантами и конвоем. В этих краях холода наступают ранней осенью, поэтому на ночь люди были вынуждены закутываться в тулупы. По пути ссыльных высаживали в деревнях. Они прощались друг с другом, лелея надежду, что им еще доведется встретиться. После трехнедельного путешествия арестантские баржи добрались до деревни Усть-Кут, в которой насчитывалось около сотни изб. Здесь на берег высадили двух ссыльных – женщину и мужчину. Они оказались молодоженами, обвенчавшимися шестью месяцами раньше в московской тюрьме. Это был брак в большей степени по расчету, чем по любви, – по тогдашним законам ссыльных супругов из одной губернии и осужденных по одному делу разлучать запрещалось. Жена была немного старше мужа. Благодаря своему стойкому характеру она была тогда более знаменитой революционеркой, чем ее муж, однако в их отношениях это ничего не меняло. Александра Львовна Соколовская считала своего мужа, Льва Давидовича Бронштейна, непререкаемым авторитетом. Спустя два года, после побега из ссылки, он станет Львом Троцким.

В 1901 году у них родилась первая дочь Зинаида, а затем, в мае 1902 года, еще одна – Нина. В августе того же года, по настоянию партии и с согласия жены, Троцкий бежал из ссылки, оставив ее и двух дочерей в деревне, а еще через несколько месяцев – по требованию Ленина – эмигрировал, перебравшись с помощью контрабандистов через австрийскую границу. Начиная с этого момента семья Троцкого фактически распалась.

После революции 1905 года Александра Львовна вместе с детьми вернулась из ссылки. Старшая дочь Зинаида жила у родителей отца в деревне Яновка Херсонской губернии, а младшая дочь Нина – у родителей отца и матери поочередно. Александра продолжила революционную деятельность. Дочери виделись с отцом всего несколько раз, и то мельком, во время второй эмиграции, когда у Льва Давидовича была уже новая семья.

Потрясшие Россию и весь мир революционные бури возвысили творцов революции и принесли им мировую славу. Вскоре началось низвержение и уничтожение многих из них. Почти вся родня Троцкого попала в мясорубку репрессий.

В 1928 году Троцкого сослали в Алма-Ату. Его первая супруга, революционерка Александра Соколовская, сгинула в лагерях для врагов народа. Младшая дочь Нина, тоже революционерка, скончалась от туберкулеза в 26-летнем возрасте. Отец узнал о смерти дочери уже в ссылке. Был расстрелян и его зять, муж Нины, Яков Невельсон. Их малолетнюю дочь забрала к себе бабушка Александра Львовна, однако когда и ее арестовали, внучку поместили в спецдетдом для детей врагов народа, где следы девочки затерялись. Старшую дочь, Зинаиду, притеснениями и гонениями довели до самоубийства. Мужа Зинаиды, Платона Волкова, сначала арестовали и отправили в лагерь, а затем расстреляли. Дочь Зинаиды Александру отправили в концлагерь. Шестилетний внук, Всеволод Волков, остался у деда. Младшего сына Троцкого, Сергея Седова, расстреляли в 1937 году, а его жену приговорили к лагерям. Сестру Троцкого, Ольгу Давидовну, жену Каменева, также приговорили к расстрелу. В 1937 году был расстрелян старший брат Троцкого. В том же году расстреляли племянника Троцкого, Бориса Бронштейна. Старший сын Троцкого, Лев Седов, умер в Ницце. По одним данным, в феврале 1938 года, он, уже поправлявшийся после операции по удалению аппендицита, скончался с признаками отравления, а по другим причиной смерти стала передозировка наркоза.