Галина Тимошенко - Коллекция недоразумений. Принцип матрёшки

Каким уж образом немецких социологов заинтересовал человек, всю жизнь занимавшийся физиологическими исследованиями для КГБ, которым, наверное, на их благополучном Западе непослушных детей пугали, было решительно непонятно. Но для их семьи это приглашение выглядело просто манной небесной: в начале девяностых матери в университете платили ровно столько, чтобы хватало на квартплату и электричество. Егору было тринадцать, и финансового толку с него не было никакого – одни сплошные расходы. В органах госбезопасности служивых тогда деньгами тоже отнюдь не баловали: многие вообще по ночам частным извозом подрабатывали. Так что дома вопрос, принимать ли отцу столь заманчивое предложение – зарплаты в начинающем свою деятельность филиале были вполне европейские, – даже не вставал. Вот отец предложение и принял – и, насколько знал Егор, никогда потом не пожалел об этом, даже на одну коротенькую секундочку.

Поскольку поначалу отцу пришлось резко менять направление деятельности и читать кучу социологической и психологической литературы, то времени на развлекательное чтение у него не оставалось вообще. Ему этого времени и на сон-то не хватало – не говоря уж о неспешном и обстоятельном общении с домашними. С чего же у него вдруг образовалась этакая странная книжица? Или это вообще не его? И что она тогда у него в столе делала?

– Мам, а где ты ее нашла-то? – поинтересовался Егор.

– Да в нижнем ящике, в самой глубине. Представляешь себе, как я удивилась?

Да, не слишком информативно. Правда, любое другое место обнаружения детектива тоже вряд ли дало бы какую-то полезную информацию…

– А у тебя что? Ты уже все посмотрел, сынок?

– Да. В ноутбуке одни рабочие материалы. Правда, очень странно: представляешь, все файлы под паролями! От нас их отец прятал, что ли? Или это все отягощенный анамнез? Госбезопасность жила, жива и будет жить, холодная голова, чистые руки и все такое…

Мать неодобрительно поджала губы. Понятно. Дома еще долго нельзя будет шутить на эту тему: нечего топтаться по маминым нравственным и прочим устоям. Самому Егору вовсе не обязательно было хранить скорбную сдержанность в словах и жестах, чтобы каждую секунду помнить: отца больше нет. Да и не удалась бы ему такая сдержанность: профессия не та. Как известно, нет больших циников и матерщинников, чем хирурги, – но воспитанной со всей немецкой корректностью матери об этом знать не стоит.

Марта Оттовна, конечно, отличалась недюжинным самообладанием, но все же ей периодически приходилось замирать над стопками бумаг и всякими мелочами, чтобы не пустить на волю собственные эмоции. Поэтому Егор счел за благо оставить ее в кабинете одну: пусть хоть на это сил не тратит. Хотя… Она же, наверное, не перед ним лицо держит, а перед самой собой. Или как?

Тем не менее Егор ушел на кухню, захватив с собой загадочный «Эксперимент 2Х». Ему вдруг показалось крайне важным понять, почему в отцовском столе оказалась именно эта книга. Выходит, отец лукавил, когда вел свою борьбу за высокие литературные идеалы? Или эта книга и была тем самым опытом, после которого отец так безвозвратно разочаровался в современной литературе? Но тогда зачем источник печального опыта хранить столько лет? А если все-таки лукавил – то зачем?!

У Егора вовсе не было уверенности, что чтение странной книги даст ему ответы на все эти вопросы. Однако так или иначе, но какое-то значение книга для отца имела – а, значит, имеет сейчас значение и для самого Егора. Поэтому он вытащил из холодильника остатки вчерашней еды, налил себе в чашку остывшую (отцовскую…) порцию кофе и углубился в чтение.

…Очнулся Егор, когда за окном уже было совсем темно. Он машинально кинул взгляд на часы: семнадцать десять.

Чтобы прийти в себя, он подошел к окну, прислонился лбом к холодному стеклу и закрыл глаза. Голова все равно горела, и он распахнул створку окна. Зачерпнув снега с подоконника, вытер им лицо. Помогло мало.

Послышались шаги матери. Она замерла в дверях, потом медленно подошла к сыну и тихонько погладила его по спине:

– Что-то ты зачитался, сынок…

– Ты закончила, мам? – не оборачиваясь, спросил Егор.

– Давно. Я просто тебя не хотела беспокоить. Что тебя так увлекло?

Он обернулся, обнял ее и неопределенно ответил:

– Да так, ничего особенного. Видимо, у нас с отцом это семейное.

– Ты о чем? – переспросила Марта Оттовна.

– Да вот… книжки эти…

Она отстранилась и посмотрела сыну в лицо:

– А ты что – тоже такие… книги читаешь?

Егор предпочел свернуть разговор:

– Ты устала? Ужинать-то будем? Готовить вроде как не надо, там столько еды осталось…

– Да-да, конечно, – спохватилась мать. – Сейчас я накрою.

Егор мысленно выругал себя за дурную инициативу: меньше всего ему сейчас хотелось общаться – пусть даже и за ужином.

– Ты сама-то есть хочешь? А то я, в общем-то, просто так спросил. Я тут вроде как бутербродов пожевал… Ты бы лучше отдохнула, а?

Мать с плохо скрываемым облегчением присела на стул:

– Я не хочу. Ты сегодня где ночуешь?

– Как это – где?! Ты меня выгнать собираешься? – возмутился Егор. – У меня до завтра никаких планов не было, ты уж извини.

Они еще немножко побросались ничего не значащими фразами, и мать ушла в спальню. Егор побродил по кухне, собираясь с мыслями. Остановился перед столом, глядя сверху вниз на потертую обложку «Эксперимента 2Х».

Ну и что ему теперь со всем этим делать?

Книга, изданная во времена, когда КГБ не пинал только ленивый, и когда любая развесистая клюква на тему зверств и прочих гадостей в подвалах Лубянки шла на «ура», чем-то все же отличалась от своих быстро состряпанных в те годы собратьев. Речь в ней шла о некоем эксперименте, проводившемся в закрытом научно-исследовательском институте. Двадцати людям под гипнозом давали приказ убить человека, подкрепляя внушение еще и каким-то электромагнитным воздействием. После окончания эксперимента испытуемым сообщили: половина из них полученный приказ выполнила и своих жертв прикончила. Один из двадцати испытуемых был своего рода «играющим тренером» – о чем, разумеется, остальные девятнадцать даже не подозревали. Именно он по секрету и сообщил остальным об итогах эксперимента, ссылаясь на какой-то подслушанный им разговор. Он же рассказал и о том, что природа использованного в эксперименте излучения до конца не изучена: есть предположение, что оно способно приводить к необратимым и сокрушительным изменениям психики. В общем, вполне может случиться так, что был человек – стал овощ. Или какой-нибудь маньяк. Или просто тихий шизофреник. А может, и ничего такого страшного не произойдет, кто знает.

Соответственно, дальнейшее развитие сюжета было про то, как бедные испытуемые всю эту информацию переваривали. А переваривали они ее, конечно же, плохо, часто встречались и пили. Сначала многократно пережевывали все происшедшее, а потом по большей части молчали, потому как невмоготу уже было говорить ни о том, что половина из них – наверняка убийцы, ни о том, что может ожидать их в ближайшем будущем. И если по поводу первого каждый втайне надеялся, что его чаша сия миновала, то про второе ни у кого такой надежды не было. Их, конечно, продолжали регулярно обследовать, но услышать от исследователей правду о собственном психическом состоянии не рассчитывал никто. Как известно, что бы ни придумали ученые, в результате все равно получается какая-то гадость, преимущественно – оружие.