Галина Тимошенко - Фуга с вариациями

© Галина Тимошенко, 2019

© Елена Леоненко, 2019

ISBN 978-5-4496-8269-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Фуга – от латинского «fuga» (бегство).

В музыке – последовательное повторение одной музыкальной темы несколькими голосами

Начавшаяся в районе полуночи съемка все-таки подошла к концу. Изначально планировалось, что два прохода по набережной и два разговора – прямо у парапета на фоне Дома музыки и где-то посреди домов и деревьев – будут отсняты часа за четыре, однако час, отведенный на всякие ожидаемые накладки, начал стремительно удлиняться и быстро превратился в четыре. Сперва у осветителей прочно вышел из строя какой-то жутко важный прибор, и его всем миром пытались уговорить в строй вернуться. Потом гример ухитрилась опрокинуть свой импровизированный столик, и пришлось (опять-таки всем миром) разбираться в обсыпанном пудрой хаосе коробочек и кисточек и мыть упавшие прямо на асфальт кисточки и спонжи. Потом у актера, появившегося на съемке через час после окончания двенадцатичасовой смены на каком-то другом фильме, отчаянно разболелась голова, и администратор сломя голову понесся на поиски ближайшей круглосуточной аптеки… Все запланированные накладки, разумеется, тоже случились, и в итоге страстно желаемая всем трудовым коллективом фраза «Всем спасибо!» прозвучала уже под заметно посветлевшим небом.

Кира смачно выдохнула, изо всех сил потрясла головой и полезла за шиворот блузки отдирать намертво приклеившийся прямо к коже крохотный микрофон. К ней тут же подлетел звукооператор (он же «чебурашка») и изъявил полную готовность помочь в этом волнительном процессе.

– Брысь, – невозмутимо сказала Кира, сопроводив неласковую реплику своей фирменной улыбкой – одновременно соблазнительной, хитрющей и трогательной.

«Чебурашка» с видимым сожалением отправился на помощь актеру, который, чертыхаясь, отковыривал такой же микрофон от волосатой груди. Кира, поморщившись, оторвала все-таки приставучий приборчик от кожи, измученной звукооператорским скотчем и ночным холодным ветром, вытащила из-за пояса джинсов увесистую «базу», передающую сигнал с микрофона, наскоро намотала на нее провод от микрофона и бросила все это хозяйство на «чебурашкин» пульт.

Вокруг все привычно-торопливо собирали обильное съемочное хозяйство в кофры, коробки, сумки и прямо в багажники машин, не обращая внимания друг на друга. Кира огляделась в поисках гримерского чемодана и, высмотрев знакомый серебристый «кирпич», двинулась к нему. Гример Анечка – умилительная тридцатилетняя топотушка с большущими круглыми глазами, из-за дальнозорких очков напоминавшими о героинях японских анимэ – тут же вынырнула откуда-то из-за заляпанной еще сентябрьской грязью «Газели»:

– Кира, вы, наверное, влажные салфеточки хотите?

Кира сейчас больше всего на свете хотела именно влажные салфеточки, чтобы отскрести с лица тональный крем вместе с миллионом слоев пудры, но совершенно не хотела, чтобы ее называли Кирой. Правда, Анечка не так давно появилась в съемочной группе их долгоиграющего сериала и пока еще имела право этого не знать.

…Кира терпеть не могла свое имя, вполне способное обозначать особь и женского, и мужского пола. Конечно, оно было все-таки чуть-чуть лучше Саши, Вали или Жени – там-то совсем беда. Тем не менее возненавидела его Кира еще в школе – как только обнаружила, что с абсолютной очевидностью относится к девочкам, а никак не к мальчикам. С этим надо было немедленно что-то делать, и Кира начала искать приемлемые варианты.

Долгое время ничего подходящего не приходило ей в голову и не находилось ни в словарях, ни в прочих книгах. Венгерские, польские и прочие славянские Киры звались совсем уж невкусно – Цирилами, Цирушами и даже Цирыльками, – а в большинстве европейских языков девочек-Кир не существовало в принципе. Самым благозвучным можно было считать Киру французскую – Сириэль, но даже в нежном десятилетнем возрасте Кира сумела догадаться, что это будет, пожалуй, явным перебором. «Зовите меня Сириэль»… Да уж.

Так она промаялась до восьмого класса, когда ее вдруг обуял интерес к музыке. Собственно говоря, она и родилась-то в музыкальной семье: мама – педагог по вокалу, папа – сто восемнадцатая, но очень увлеченная скрипка в каком-то оркестре. Соответственно, все друзья семьи принадлежали к тому же музыкальному кругу, не лишенному своего особого снобизма, однако до пятнадцати лет Кире как-то удавалось противостоять родительским стремлениям приобщить ее к делу их собственной жизни.

А в пятнадцать она вдруг услышала вагнеровский «Полет валькирий». То есть, конечно же, она и раньше это слышала, но… Видимо, все-таки не слышала. А теперь музыка потрясла Киру настолько, что она забила всю память своего плеера этим треком, бесконечно заканчивавшимся и начинавшимся снова.

Словом, Вагнер пробил внушительную брешь в ее обороне против музыкального воспитания, хотя до музыкальной школы она так и не дозрела: решила, что поздновато. Родители страстно убеждали ее в обратном, но Кира была неумолима. Тем не менее, все тот же Вагнер неожиданно приохотил ее к тому, чем она до сих пор продолжала самозабвенно заниматься.

Но главное озарение случилось много раньше. По счастливому стечению обстоятельств, папу Киры звали Валентином, и вариант «Валь-Кир-ия» показался ей просто-таки сногсшибательно прекрасным.

Оставалось придумать, как ненавязчиво ввести в обиход окружающих ее новое имя. И новоявленная Валькирия так увлеченно разрабатывала сценарии, придумывала мизансцены и репетировала их перед зеркалом, что спустя два года ей уже и задумываться не пришлось, куда идти учиться. Нельзя сказать, что дочь-актриса была именно той дочерью, о которой мечтали ее родители, но актерство все-таки казалось им более приемлемым, чем, скажем, юриспруденция или ветеринария: все-таки хоть какое-то отношение к творчеству дитя будет иметь.

В общем, и профессией, и главным увлечением, и даже собственным любимым именем Кира была обязана исключительно Вагнеру. К слову сказать, вся прочая вагнеровская музыка ей не нравилась категорически…

…Кира затаенно-удовлетворенно улыбнулась, услышав, как кто-то из осветителей шикнул на Анечку и быстро забормотал что-то ей на ухо, настороженно косясь в Кирину сторону. Было забавно наблюдать, как Анечкины глаза, и без того выглядевшие огромными, еще больше округлялись, пока техник ее вразумлял. Можно было не сомневаться, что гример еще долго не рискнет выговорить вслух обязательную «Валькирию», но рано или поздно это непременно произойдет – в этом Кира не сомневалась ни секунды: в этой съемочной группе ее любили (как, собственно, и во всех предыдущих). Даже с самым юным и бестолковым ассистентом, которому еще ничего не доверяли, кроме «хлопушки», она была мила, никаких капризов на площадке себе не позволяла и не давала никому повода заподозрить, что она сама отчаянно хочет быть Валькирией, а не Кирой. Наверное, поэтому «Валькирию» ей не просто прощали: все кругом воспринимали возможность так ее называть знаком приближенности к ее знаменитому и прекрасному телу.