Галина Тимошенко - Фуга с вариациями

Отлично. Похоже, это действительно не они. Уж Томка так естественно сыграть бы ни за что не смогла. Да и Петька…

Хотя они могли, конечно, обойтись и без него. Зачем рисковать-то?

Да нет, все-таки не они. Вот же черт! Тогда кто?!

1 ноября

Длинный чернокудрый пророк прямо у Киры на глазах растаял в розовом от встающего солнца воздухе. Вслед за ним начали по очереди таять окрестные скамейки, деревья, парапет набережной, проезжающие машины – и наконец поблекла, помутилась и исчезла Москва-река…

Вывалившись из сна, Кира сначала подумала, что ее разбудил какой-то полуночный ковбой, по непонятной причине заставивший своего железного коня издать истеричный вопль. Только спустя минуту она вспомнила про апокалиптическое исчезновение Москвы-реки и сообразила, что проснулась не от автомобильного сигнала, а от страха.

Надо же, а ей-то уже было показалось, что все переживания по поводу непонятного происхождения розыгрыша стерлись в памяти до бесцветной тусклости.

Да нет, зачем себя обманывать: все эти две недели любопытство продолжало с разной степенью интенсивности ее терзать. Ничего такого особенного в самом розыгрыше не было – если, конечно, не считать непонятной мотивации его авторов. Ну и, ясное дело, хотелось бы раскусить хитрый секрет таинственного исчезновения длинного. Как они (кто бы ни подразумевался под этим «они») это сделали, черти?!

С этим поднадоевшим вопросом Кира с железным намерением снова заснуть зарылась в подушки, пряча нос от струившегося из распахнутого окна морозного воздуха. Спать она легла ближе к полуночи, а в десять утра должна была прозвучать очередная команда «Мотор!», так что необходимость выспаться можно было считать профессиональным долгом.

За полчаса Кира последовательно приняла все свои главные «сонные» позы.

Никакого результата.

Потом она пролежала целых пять минут, откинув одеяло и дрожа от холода, в надежде замерзнуть до полусмерти, чтобы потом укрыться с ушами и заснуть в процессе постепенного отогревания.

Снова ничего.

Встала и в качестве последнего средства выпила чашку крепчайшего кофе. Иногда это, как ни странно, срабатывало, и Кира мгновенно вырубалась. Но не сегодня.

Понятно. Очередное ночное бдение. Неужели так уж сильно любопытство разбирает? Вроде ничто не предвещало…

Кира была нетипичной актрисой. Во всяком случае, так говорили все ее несостоявшиеся мужья. Единственный состоявшийся на темы душевных секретов своей спутницы жизни особо не размышлял, потому на эту тему не высказывался вовсе. Все остальные актерами не были, поэтому представления об актерской профессии имели приблизительные и обывательские: актриса – человек капризный, интеллектуально не отягощенный, предпочитающий не задумываться, а чувствовать, ну и все такое прочее. И вот с их-то точки зрения Кира была не вполне настоящей актрисой. Она как раз задумываться любила – на их взгляд, даже слишком любила. Один из несостоявшихся мужей разочаровался в их отношениях именно по этой причине, смущенно объяснил это Кире и исчез, не оставив в ее памяти значимых следов.

С тем, что она – актриса нетипичная, Кира с хорошо скрываемым удовольствием соглашалась. Она, честно сказать, и сама так считала. И ее страсть к рефлексии ей самой очень нравилась – более того, именно в профессии служила ей верой и правдой. Она любила искать в каждой новой роли всякие страшно эмоциональные моменты и находить им хоть какие-то аналоги в своей жизни – пусть даже в сто раз более слабые. Почему-то она не любила обсуждать этот способ работы с другими актерами: возможно, ей просто нравилось думать, что это – ее собственная, абсолютно уникальная и никому более не известная технология.

В обычной же жизни ее стремление всласть в себе покопаться особых радостей не приносило. Регулярно она в поисках ответов на всякие странные вопросы о самой себе закапывалась так глубоко внутрь, что в ее общении с окружающими наступала долгая пауза. Если на этот период выпадали съемки, то уставала она существенно сильнее: слишком много сил уходило на преодоление того, что досадующим режиссерам казалось депрессией. Хорошо хоть в капризности ее до сего момента никто никогда не упрекал…

Вот и сейчас рефлексия без спросу включилась и начала выяснять, с чего бы это вдруг Кире не удается заснуть после сна с участием пророка.

Выходило, что Кире не только любопытно: ей еще и попросту страшно. То есть страшно ей стало не тогда, на набережной, а только потом, когда выяснилось, что ни Давид, ни Алексей (Тамара и Петька в этом случае в расчет не шли) к розыгрышу не причастны. Это означало, что есть кто-то, питающий к ней достаточно сильные чувства (причем непонятно, какие именно), чтобы придумать, осуществить или даже заказать специально для нее розыгрыш, точно ориентированный на ее характер и пристрастия.

Думать лежа Кире надоело, и она неожиданно для себя самой начала наводить в квартире немыслимую чистоту. Немыслимую – потому, что ее помощница Ирина Сергеевна была по этой части совершенно ненормальной: после ее уборки казалось непристойным даже дышать, чтобы не разрушить наступившее совершенство. А поскольку приходила она убираться только накануне, то квартира блистала и без Кириного вмешательства. Тем не менее Кира отчаянно терла и без того чистый пол, убирала с видимых поверхностей любую мелочь, придирчиво поправляла складки штор…

Через полтора часа в квартире больше ничего невозможно было сделать, и Кире пришлось переключиться на косметические процедуры. Сделав кучу масок и приготовив себе неприличный по изысканности завтрак, она пришла к простому выводу: если ей так страшно и так любопытно, а ребята здесь ни при чем – значит, надо разбираться дальше. А разбираться дальше – значит, искать концы среди актеров. Если она этого делать не будет – придется продолжать бояться.

С самого детства, когда она поняла, что ее родители не слишком разбираются в обычной повседневной жизни и вряд ли смогут ей хоть в чем-то помочь, она решила, что будет ко всему на свете чрезвычайно внимательна, чтобы держать руку на пульсе и постараться ни во что не влипнуть. С годами это превратилось в легкую, но постоянную тревогу, возникавшую каждый раз, когда она не могла повлиять на какую-то ситуацию.

Чтобы с этой тревогой справляться, пришлось научиться изящно манипулировать всем, что движется. Это было не слишком трудно: помогали природное обаяние и наблюдательность. Все режиссеры, с которыми она до сих пор работали, продолжали думать, что именно они – главные на съемочной площадке. В некотором смысле так оно и было – до тех пор, пока дело не касалось лично Киры. Если у нее были какие-то соображения насчет того, как должен выглядеть тот или иной эпизод с ее участием – можно было не сомневаться: рано или поздно режиссер придет к выводу, что именно такой вариант он и предполагал с самого начала.