Юрий Молчанов - Душа дьявола

– Пойдешь сегодня с нами.

Вечером они ехали в электричке, шли по ночным улицам, потом пришли в комнатку, освещенную светом ста пятидесяти ватной лампой. Сидящий на диване высокий человек, которого все звали Игорем – с костистым лицом, глазами тяжелобольного, с татуировками на пальцах обеих рук, – говорил им негромко: – Все добро на земле, ребята, должно быть поделено поровну.

Празднично на душе у Дмитрия – пил, ел и не понимал слов Игоря. Хотелось спать. Но вот Игорь встал, ребята тут же вскочили. Игорь надел элегантное кожаное пальто, шляпу, ребята натянули кепи. Надел и Власов кепи. Только подумал:

– Куда же в полночь?

Решил, спросить, но понял, что неладное задумали они. Когда вышли во двор, остановился, – хотел юркнуть в темную щель развалин старого дома. Его подтолкнул идущий сзади Игорь:

– Не бойся, мальчик, все будет очень славно…

Через час Власов, озираясь, шарил в какой-то квартире. Рылся в ящиках импортной стенки, щупал, как и его приятели, шубы, книги, белье. Потом тащил узел, бегом, задыхаясь от тяжести. Ему все хотелось спросить Вадима Баранова, Костю Козлова, или Кирилла Замкова, где же хозяева той квартиры, куда вдруг подевался Игорь?

В подворотне какого-то дома остановились, переведя дух, Кирилл сказал:

– Ну, кажется, тихо. Пошли!

Войдя в дом, в одну из комнат, Дмитрий очень удивился, увидев снова Игоря. Будто никуда не уходил, не надевал кожанку, не подталкивал его во дворе, не шептал яростно и гневно:

– Давай – давай, да поживее!

Игорь скалил зубы, широким жестом звал пареньков к столу. Свалив узлы в угол, послушно уселись. Выпив по стакану красного вина, заговорили. Только сейчас оживленно, радостно, хлопая друг друга по плечам. Вместе с тем нервно вздрагивая, возбуждённые все еще от ночной беготни, этого страшного воровского азарта. Так состоялось в эту ночь крещение Дмитрия Власова в уголовном мире.

После Дмитрий познакомился с парнем по кличке Крыса.

Крыса привел его на квартиру к каким-то работницам из ателье. Эти три длинные, тощие девчонки любили вино, шампанское, пирожное и мороженое. Сколько бы прожили, – неизвестно, не появись однажды в этой квартире двое мужчин. Братья – близнецы, в кожаных, плотно обтягивающих плечи, куртках, в кепках с длинными козырьками. Приятные лицом, руки крепкие. Пожимая их, Дмитрий думал, что руки кузнецов. Но это знаменитые «громщики», только что освободившиеся из заключения. Пили вино, – как-то сосредоточенно молча, задумчиво – смотрели на Дмитрия. Потом один из них положил ему на плечо руку:

– Наш кореш…

Второй сказал, улыбнувшись:

– Стоящий парень… Ты пойдешь с нами.

Они как гипнотизеры. Ради них Дмитрий забыл девчат из ателье. Ушел с ними и стал «деловым» высшего ранга. Братья Климовы обучали его воровскому ремеслу. Они вскрывали сейфы, останавливали машины на дорогах, входили с пистолетом в кассы и магазины.

Одного из братьев – близнецов звали Кеша, а второго Илья. У них не было уголовных кличек. Дмитрий не знал о них ничего, хотя проехал с ними пол-России, выпил ни одну бочку вина, сидел в ресторанах в разных городах.

Братья больше молчали, улыбались, что они хотели получить от жизни, он так и не узнал.

Власов раздваивался: с одной стороны, действительно чувствовал себя волком, так как причастен к преступлению, гоним, как волк, на него началась охота. С другой – чувствовал себя на коне, – хозяином положения. В этом человеке была какая-то странная, психологически загадочная натура. Любитель рисковать, страстный поклонник сильных ощущений и женщин, для которых часто забывал все на свете.

Разве можно представить, что он задумал предпринять. Безумно тщеславный, готовый на все, лишь бы удержаться на гребне известности. Наделенный безмерным, чудовищным эгоизмом интересовался только своей особой личностью и совершенно не умел замечать чужие страдания. Упивался пошлой лестью, так называемых друзей. Вполне доволен собой, принимая свой грубый цинизм за ум, а высокомерное презрение к любым нравственным нормам, полнейшее отсутствие принципов и недалекий скептицизм за сильный характер.

Что-то такое неосуществимое и несуществующее виделось ему, когда он задумывался о счастье, о будущем, – бесплотное какое-то пребывание в мире, не требующее ни умственных, ни мускульных усилий. Объяснить можно довольно просто: в нем все чаще и чаще бунтовали задавленные, забитые чувства. Щупальца этих чувств напоминали о себе, казалось бы, беспричинной тоской, которая порой наваливалась на Власова. Совершенно забыл, как пахнет осиновая кора или василек.

Для него женщины всегда были только средством для удовлетворения своих желаний. Мало считался с их страданиями, как и с их радостями; видел в них просто капризных детей.

Некоторые женщины шли с ним на сближения, чтобы подкормиться, согреться, повеселиться. Лихие деньги протекали через его руки, бумажник пузырился у него как бочонок. Власов их не жалел, не копил, не считал.

Власова арестовали в Пензе в притоне. Попал случайно. Полиция искала кого-то, а наскочила на него. Он был с «липой».

Посадили в камеру предварительного заключения. Через несколько часов Дмитрий потребовал следователя.

– Сообщите, пожалуйста, следователю, что я хочу все рассказать.

– Час спустя Власов уже сидел перед следователем. Сотрудник заметил глубокое волнение Дмитрия, но подумал, что оно вызвано испугом перед ограничением свободы и настороженно спросил:

– Значит, ты все-таки изменил свое решение и хочешь…

– Я хотел бы сделать заявление, касающихся этих преступлений и преступников, – сказал он твердо.

Следователь очень удивился.

– Такое ответственное заявление необходимо запротоколировать, – ответил он.

За компьютер села женщина, но Дмитрий Власов ее не видел, сидел у стола против следователя. Несколько секунд царила полная тишина, слышно было только тиканье часов.

Дмитрий говорил сбивчиво. Торопился, словно боясь потерять нить своих мыслей, в спешке слова как будто обгоняли друг друга. Но следователь его не прерывал, и постепенно Власов успокоился.

Это рассказ о решающем периоде его жизни. Власов выложили все: взломанные сейфы, кассы магазинов в областях. Это так удивило его, что он сразу же во всем признался, стал сотрудничать со следователями. Получил пять лет заключения по приговору суда.

Чем он мог это объяснить? Власов понимал, что вопрос задан неспроста. Полицейский надеялся раскрыть его связи с преступным миром, в наличии которой не сомневался. Ясно, что ответ должен был выдвинуть совсем другие причины. Но какие же еще могли быть причины? Во всяком случае, не семейные, так как ни семьи, у него не было. То есть привычка к определенной местности и обществу да неумение приспособиться к новым условиям?