Лиза Даль - Screenplay 4. Добившая_ся

Я продолжала сжимать Рональда в объятиях, раздумывая над его словами. Он почти научно обосновал что-то эфемерное, и я нашла это очень интересным. Он отпустил мою куртку и занялся своим любимым делом – начал гладить мои волосы. Наигравшись, поднял за подбородок моё лицо и начал нежно меня целовать. С каждой секундой его поцелуи становились всё более жадными, горячими, требовательными.

– Вся эта философия конечно прекрасна, – прошептал он, отрываясь от моих губ, – но предлагаю вспомнить и о своих животных инстинктах! Я соскучился!

У меня болела голова, но я не говорила об этом, не желая впускать ничего негативного в этот дивный вечер. Пришлось признаться в том, что чувствую себя разбитой. «Как банально, – думала я, – отказываюсь от близости с любимым мужчиной из-за какой-то головной боли. Как обычная женщина. Как от обычного мужчины…»

Рональд поцеловал меня в висок и осторожно сжал в объятиях.

– Может, пойдём в дом?

Шевелиться мне не хотелось и не хотелось никуда идти.

– Давай ещё немножко полежим.

– Ветер поднимается, Лиз.

– Разве это ветер? – зевнула я. – Вот представь себе бесконечный непрерывный ураган, длящийся уже миллионы, а может и миллиарды лет, в котором ветер дует со скоростью две тысячи километров в час. Это как никогда непрекращающаяся ударная волна от атомного взрыва. Представляешь, какая это мощь? Например, чтобы воспарить, как ястребам над пропастью, нам понадобится вертикальный ветер скоростью всего лишь двести километров в час. А теперь умножь силу этого ветра на десять, и ты получишь представление об атмосфере Нептуна.

– Намекаешь, что мне удастся затащить тебя в шалаш только тогда, когда ветер достигнет такой скорости?

– Вряд ли это нас спасёт. Шалаш не выстоит, да и мясо с костей сорвёт быстрее, чем мы до него доберемся, – я закрыла глаза, блаженно проваливаясь в сон.

– Хьюстон, у нас проблемы, – он снова выдернул меня из полузабытья.

– Какие?

– Кажется, дождь начинается.

Я прислушалась к шороху редких капель в листве.

– Разве это дождь… – начала, намекая на то, чтобы он оставил меня в покое и дал поспать.

– Только не нужно рассказывать мне про дожди из серной кислоты на Венере, – перебил меня Рональд.

– А про горизонтальный дождь из осколков стекла, летящих на скорости шесть тысяч километров в час?

– Разве такое бывает?

– Бывает ещё и не такое. Расскажу как-нибудь. Я так устала…

Он ещё крепче прижал меня к себе.

– Совсем замучил тебя своими разговорами?

Не было сил отвечать, не было сил кивать всей головой, и я кивнула бровью. Снова увидела какой-то ужасно приятный сон.

– Лиз… – отвлёк меня голос.

Я проснулась, увидела его лицо и наяву, расплылась в дурацкой улыбке.

– Почему ты улыбаешься? – спросил Рональд.

– Ты мне приснился. А когда я открыла глаза, оказалось, что сон – это не сон. Ты и вправду существуешь. Это так хорошо.

Он ласково убрал волосы с моего лба, а я обиженно насупилась:

– Только вот зачем ты мне снишься, если ты у меня есть настоящий? Не снись мне больше, пожалуйста! Мне становится страшно, и я просыпаюсь.

– Почему, дурочка?

– Потому что когда я сплю, я знаю, что всё что вижу – это сон. И когда вижу там тебя, пугаюсь, что ты тоже всего лишь сон.

– Всё сон, Лиз.

– Да? – огорчилась я. – И это?

– Особенно это.

– Хочешь сказать, ты мне и сейчас снишься?

– Да. Я тебе, а ты мне.

– Значит, ты меня не до конца разбудил?

– Пока ещё нет.

– Почему?

– Потому что так мы можем быть вместе.

– Не хочу, чтобы ты мне снился, хочу тебя настоящего. Разбуди меня.

– Когда-нибудь обязательно.

– Тогда перестань мне сниться. Это не смешно.

– Ну уж нет. За твоё непослушание я буду являться тебе во снах. Может, всё таки пойдём в дом?

– Ага. Попозже.

– Хорошо, спи. Но это пока. Когда выберемся отсюда, ты от меня просто так не отвяжешься. Я люблю разговаривать. Нужно разговаривать, Лиз, чтобы лучше понимать друг друга. Чтобы любить кого-то, его необходимо понимать, и взаимопонимание – оно ведь важнее всего, важнее даже привязанности. Если твоя любовь – лишь желание обладать, то она не настоящая. Знаешь, что мы сделаем? Мы сбежим от всего мира, примерно так, как сейчас, с поправкой на полный холодильник, конечно, и будем много разговаривать. Есть у меня один остров на примете…

Слабость не дала мне дослушать его.

Через какое-то время Рональд поднял меня на руки, и я снова проснулась. Эти несколько шагов, что он прошёл до нашей хижины, бережно прижимая меня к себе, я чувствовала себя такой счастливой, что мне было страшно.

Утром вечерняя моя разбитость никуда не делась, а, казалось, только усилилась. Ноги были слабыми, колени подгибались, в голове будто поселились жучки-древоточцы. С ужасом я начала сознавать, что простудилась. Гнала от себя эти мысли, боясь, что мой организм воспримет их всерьёз и действительно разболеется. Не жалуясь и не стеная, шла за Рональдом, понимала, что он ничем не сможет мне помочь. Спасет только цивилизация, которая может вдруг оказаться за любым поворотом нашей своенравной реки.

Я жадно всматривалась в каждый просвет, надеясь, что вот сейчас деревья расступятся, и нам откроется вид на какую-нибудь холмистую равнину, усеянную маленькими избушками. Вслушивалась в шум ветра, пыталась отыскать в нём далёкий отзвук колёс, шелестящих покрышками по гравию деревенской дороги или по асфальту междугородной трассы. Всё тщетно. Лишь ветер в кронах и всплески воды в ручье.

Я плелась за Рональдом на ватных ногах, и слабость раскачивала меня, как пьяного, которого вот-вот вынесет на проезжую часть. Я чувствовала себя уставшей, невыносимо, бесконечно, неимоверно уставшей, болела голова. Мне было тяжело, словно на плечи мне взвалили огромные брёвна, и каждый шаг давался невероятными усилиями. Но мы отдыхали совсем недавно, наверное, и часа не прошло. Это была странная усталость, не такая, как после долгой пробежки или тяжкой работы, когда натруженные мышцы дрожат и слабеют. Мои ноги просто отказывали мне, я их не чувствовала. Я рухнула на колени, но Рональд не обернулся – мягкая земля впитала звук падения.

– Рональд, – позвала я его, – не могу идти.

Он подошёл ко мне и встревоженно опустился рядом. Взял меня за руку, с испуганным удивлением посмотрел на неё и тут же прижался губами к моему лбу.

– Ты вся горишь, – прошептал он, даже не пытаясь скрыть отчаяния.

Взгляд его заметался по сторонам, словно ища помощи, а я легла на землю и зажмурилась. От света глазам было больно.

Тянулись бесконечные часы.

Ходьба заставляет время бежать намного быстрее, но когда просто лежишь и корчишься от ломоты во всём теле, время ползёт так медленно, будто ещё чуть-чуть, и оно развернётся в обратную сторону. Рональд развёл костёр, и пламя освещало его напряжённое лицо. На него было страшно смотреть – он разрывался между осознанием своего бессилия и желанием не пугать меня ещё больше, старался выглядеть спокойным, но это у него получалось плохо.