Антонина Шипулина - Аптерос

Велмара не любила бывать у Калаулы. Но когда там собирались все её знакомые, приходилось: не бродить же в одиночестве? Что она, изгнанница, лишнее звено, чужак? И, к тому же, нашелся выход: чем быстрее напьешься, тем быстрее забудешь, что вздрагиваешь от одного слова «Бескрылая», что кто-то может обижаться на неё, Велмару, недолюбливать её, ненавидеть её, и нет ни одного живого существа во всем этом муравейнике, которое было бы готово её выслушать и которое казалось бы Велмаре достойным её слушать. Да и что тут слушать?.. Одно дело, когда есть история и можешь рассказать о своем горе, о трагедии всей жизни, об одолевающих тебя чувствах, намекнуть на причину, да хоть что-нибудь. Что тревожило Велмару, поначалу она не могла себе объяснить, а потом уже и боялась об этом думать. Приятнее было слушать чужую болтовню, наслаждаться настоящим моментом, не заглядывая в будущее и не поминая прошлого. Впрочем, как – наслаждаться?..

– Смотри, Иля, – пихнул задумавшуюся Велмару Калаула, невесть как оказавшийся рядом. – Тебе раньше нравилось слушать её поэмы.

– Мало ли, что было раньше, – огрызнулась Велмара, но счастливый до небес южанин пропустил это мимо ушей.

Иля была западкой-воином, тощей, как хворостина, и её никакой холод не брал. Пусть в пещерах и было тепло, но мало кто, кроме Или, мог бы расхаживать в человеческом теле, принарядившись в сарафан и тонкую рубаху из льна. Главными достоинствами Или были тонкий приплюснутый нос и длинные ресницы. Свою наружность она считала абсолютно поэтической, делая даже из шрамов от слегка порванного с одной стороны рта нечто драматично-возвышенное. Слушать её дифирамбы воинской жизни, читавшиеся монотонно и длинно, Велмаре было тошно. Но почему-то Иля пользовалась уважением, и хотя бы не делать вид, что слушаешь, было преступлением. Один раз уже испытав на своей шкуре всеобщий гнев, Бескрылая больше не решалась оспаривать принятые правила. Всё это было придумано до неё – и ладно, нет никакого смысла с этим спорить, если уж понять не хватает ума.

Когда метели оставили горы в покое, пришло время вернуться к тренировкам на свежем воздухе и другим приготовлениям к грядущему бою. Битва для западников в тёплое время года всегда какая-нибудь, да находилась, и Велмара уже сейчас, задолго до весны ничуть не возражала против хорошей драки. Она жаждала конца зимы: злоба на себя и всё вокруг искала выхода, хотелось попробовать свои силы, доказать другим, что её есть, за что ценить. Впрочем, когда в первые месяцы после освобождения её сразу вывели на поле брани, она едва с ума не сошла от испуга и своей полной беспомощности. Один вид людей снова бросил её в знакомые потёмки, тяжкое впечатление от их взглядов, их криков легло на шею цепью, и она бросилась прочь, не понимая, что творит, хотела взмахнуть крыльями – почему? Она ведь не помнит себя крылатой! – даже подскочила в воздух, оттолкнувшись от земли для взлета, но глупо шмякнулась оземь, сжалась, как напуганный котёнок, и плакала. Хуже нельзя было и придумать.

С тех пор она почти не покидала Горб. К ней приставили Бенне, из того рода западников, которым везёт появляться на свет бескрылыми. Бенне об этом совсем не волновался и считал это чем-то вроде фамильной драгоценности, к тому же, он смертельно боялся высоты. Для такой необъятной туши, как Бенне, это было и понятно. Бенне был хорошим воином сам по себе, но это ничуть не компенсировало всего остального: его мерзкого пьянства до невразумительного состояния при любом удобном случае (ни один хозяин не был рад, если на застолье появлялся Бенне); его заносчивости и абсолютного отсутствия чуткости, банальной грубости. Но больше всего выводил из себя тот факт, что, видимо, из них двоих амнезией, прямо-таки хронической, страдал больше Бенне, чем Велмара. Он либо говорил о чем-то, что было еще очень давно – «А помнишь, как Ватакур…» – с намерением рассказать хорошую историю, – а после вдруг, опомнившись, восклицал: «А, не помнишь же! Ну да ладно», либо слишком уж изображал тревожащегося о её памяти, из-за чего повторял одно и то же сотни раз. На всё возмущение Бескрылой он мог ответить, что только о ней и печётся, но эта забота выбивала из колеи в сотни раз сильнее, чем то, как иные ничуть не принимали во внимание, что Велмара чем-то от них отличается.

Её бескрылость превращала тренировки в ещё большую пытку. Как ни странно, даже после долгих лет бездействия тело Велмары помнило, что такое война и сражение. Иногда она делала движение интуитивно правильно, но чаще всего получалось так, что ей хотелось пустить в ход свои крылья. Которых не было и нет. Бенне несколько раз вздыхал, что когда она только вернулась, то даже ходила перекособочась.

– Центр тяжести изменился, – сочувствовал он. – Тебе будет трудно переучиться, как-никак, тебе уже не двадцать лет.

И это злило только больше.

Самый короткий день в году и самая длинная ночь знаменовали половину зимы, однако такую странную половину, что последующая часть этого времени года длилась дольше, чем предыдущая. Впрочем, самые страшные бури уже оставили эти края; воздух был сухой, морозный, небо чистое, снегопады бывали всё реже.

Этот день обычно не оставался без особенного внимания. Для сборищ на скромный праздник самой длинной ночи выбрали один из тёплых залов самой глубокой части города, поскольку все желающие прийти все вместе не уместились бы ни в одной из жилых пещер. К тому же, едва ли кто-то один согласился бы кормить почти всех жителей Драконьего Горба, так что свой вклад в будущее празднество совершал каждый. Кто-то поделился человеческими монетками для закупки пищи в крупном городе на равнине, кто-то предоставил рабов, лошадей, иные расщедрились отдать свои запасы провианта. Велмара вызвалась сама отправиться в город, но её не отпустили без сопровождения, так что физиономия Бенне грозила испортить ей всё путешествие.

В качестве рабочей силы с ними поехали несколько рабов – обычных людей, когда-то пленённых в сражениях или похищенных из города. Впрочем, теперь похищения мало кого интересовали, по крайней мере, не в этих краях. То ли люди выродились, то ли драконы перестали видеть в них такой уж лакомый кусочек и интересную игрушку, но из сотен рабов Драконьего Горба похищенных можно было насчитать не больше десяти человек. Это не обязательно были девушки-красавицы с белыми ручками и золотыми волосами, точнее, почти никогда рабыни таковыми не являлись. Неженки здесь не были нужны, и чаще всего жадные до искусников драконы волокли в гнездо всемирно известных мастеров ремесла. Созданное их руками добро не только использовалось в быту, но еще и шло в оборот, и на снаряженную в путь телегу Бенне плюхнул несколько тюков ювелирных изделий.