Николай Георгич - Вкусно с Олейной, или Девушка из дома, что на окраине села

– Сегодня настал тот день, когда ты должна научиться всему, чему смогу я тебя научить. Даже большему… и я не знаю, от кого из нас больше будет зависеть этот процесс. – Мужчина пятидесяти лет с большой щетиной кисло улыбнулся своей взрослой дочери. Его звали Виктор. – Я хотел, чтобы этот день настал позже, когда тебе исполниться восемнадцать, но боюсь… – он сжал плечи и пристальнее вгляделся в дорогу.

Его большие поистине мужские руки крепко и уверенно держали руль двадцать первой «волги», но это были уже не те руки, что раньше, какими помнила их дочь. Загрубелые жилистые волосатые руки, казались ей всегда признаком силы. Она хорошо помнила раздетого его по пояс занятого работой в гараже, на огороде или как вместе чинили крышу на сарае. Он гордился собой, особенно своим торсом. Всегда напевал что-то, мыча себе под нос, и моргал ей мол, все классно! Но теперь он был уже не тем сильным и уверенным в себе человеком. Не стало в нем той очаровательности, он совсем поник, и казалось, сдался. Почему, что-то случилось? Дочь смотрела на отца со стороны, вцепившегося руками в руль, прибавляя скорость, она пыталась угадать, что хочет рассказать ей отец. Он сейчас молчал, взгляд его был задумчив и далек, он не замечал пристального взгляда дочери. «Волга» черного цвета мчалась по бетонке, рассекая теплый апрельский воздух. Встречный ветер обдувал его местами поседевшие волосы и забирался под зеленую рубашку в желтые ромбики. Дочь не пугала большая скорость, она была рождена не бояться. Ее сейчас пугал отец. Все, что он надумал, весь этот разговор, эта поездка – было неспроста.

– Сначала ты должна многое выслушать, – внезапно заговорил он, не поворачиваясь к дочери. – Я расскажу тебе правду, которую ты должна знать, и о которой даже не догадываешься, прежде чем я стану тебя учить.

Дочь не отнимала от него своего пристального взгляда, изучая на нем каждую морщинку, подергивание скул, когда он с натяжкой произносил каждое слово. Его чисто-мужское лицо, да он сам всегда вселял в ней надежду для нее, он был олицетворением мужества и надежности. Она была за ним, как за каменной стеной. Даже в последние годы, когда он редко бывал дома, она ощущала его присутствие. Если что-то случалось, он тут же был рядом. Как он это делал, она не знала, и это было не важно, главное, что он был. И она чувствовала его сильную отцовскую любовь. У нее был меньший брат, к которому отец не относился так трепетно, как к ней. Она не знала почему. То, что брат Денис был наглым и вредным, не давало повода недолюбливать его. Была причина, совершенно другая. Денис был маменькиным сынком, и было очевидным, как разделились родители в любви к своим детям. Отец не любил и жену, хотя не показывал этого, но дочь все замечала. Раньше она все ссылала на приевшуюся однообразную семейную жизнь, как и у многих, да и мать была не из тех женщин, что могли разнообразить ее. Она была скучной домоседкой. Теперь, повзрослев, дочь ясно видела, что и изначально у отца к матери никаких чувств не было.

– Только ты не восприми это слишком трагично, – сказал отец и, наконец, посмотрел дочери в ее карие глаза. – Что? – Ее взгляд был по-прежнему прикован к отцу. Идентичный, сильный и пламенный взгляд, как когда-то у отца. Теперь его взгляд потускнел.

– Ты меня пугаешь, – ответила она, пытаясь улыбнуться. – Если ты хочешь мне действительно что-то серьезное рассказать, то мы могли бы поговорить об этом где-нибудь в спокойном месте, например, дома. Не обязательно ехать так быстро. И куда мы вообще едем?

– Это входит в план твоей учебы.

– Ты приучаешь меня к быстрой езде?

– Нет, – равнодушно ответил он, наконец, ослабив руки, левую руку высунул в окно. – Мы спешим, – заключил он.

– А-а! – протянула дочь и отвернулась на дорогу.

Ну, ну. Спешите! Весенняя распродажа, Три по цене одного, всем может не хватить!

– Я не шучу. Мы действительно спешим. – Он бросил на нее свой взгляд и вдруг сказал: – а, знаешь, ты никогда не ездила со мной далеко на машине. – Виктор неожиданно переменился и даже попытался улыбнуться, как раньше , но улыбка не получилась. А глаза, казалось, сверкнули. Представляешь, как классно ехать куда-нибудь далеко под музыку да еще под кайфом! – и он тут же начал настраивать радио. – Вот…

Отец в такт закивал головой.

– Папа!?

– Что? Такое не нравиться? Найдем что-то другое.

– Да нет же какая разница. Мы хотели поговорить.

Она поняла, что он решил разрядить обстановку, наверняка резко начал, потому что он задергался. Он и сам это заметил. Его тон, его растерянные движения, взгляд не такой, все это его выдало.

– Да ты права. – Он сбавил звук, и вдруг ведущая с «житомирской волны» объявила: для тех, кто сейчас в пути звучит эта песня… – ты смотри, как будто для нас. – Он посмотрел на дочь, и на его лице сейчас засияла маленькая, но искренняя улыбка. Она не была поддельной. Как у него это получалось, недоумевала дочь, смотря ему в лицо, хотя не первый раз видела, как он мог быстро перемениться.

– Что с тобой сегодня?

– У меня сегодня дивное настроение. Да и в молодости я любил послушать музыку. Бобины, виниловые пластинки и все такое, дискотеки…

– И ты действительно бывал под кайфом?

– Что?

Дочка смотрела отцу в глаза, слегка растянув губы.

– А что? По мне не скажешь? Разве это плохо? Под кайфом не всегда, значит, под наркотиками.

– Это как?

– Это, как в песне, – и Виктор без особых вокальных данных пропел, или скорее проговорил строчки из песни; мы любили сделать вид, будто мы сошли с ума и целый день пускали пыль в глаза с одной лишь целью – дотянуть до ночи и тогда стащить трусы и воскликнуть ура!

– И такое было? – дочь улыбнулась.

– Ну, где-то там рядом.

– Для этого точно нужно было что-то курнуть, или напиться в хлам, – заключила она.

– Стимул, это тоже наркотик. Верно?

Она не ответила, подарив отцу задумчивый взгляд.

– А под настоящим кайфом? Под наркотой?

Виктор, молча, кивнул.

– Честно, – он улыбнулся в ответ, видя, что дочь все также изучающее смотрит – ну, и папаша у меня, думаешь ты. А такой с виду серьезный… – Он надвинул брови на глаза, кривя сам себя.

– Да, именно. Так и думаю, – подыграла ему дочь.

– Бывал, – сказал он через паузу, – лишь однажды, только для того, чтобы снять с себя… – Он замолчал и к нему вернулся прежний облик.

– Что?

– Боль. – Он мельком глянул на дочь.