Вероника Горбачева - Когда возвращается радуга. Книга 1

Впрочем, Нергиз и Марджина, её подруги, были не из таких зазнаек. Одна, белокожая, с волосами чернее безлунной ночи; другая – сама темнее эбенового дерева, но со множеством высветленных косичек, обе высокие, несмотря на то, что ровесницы Ирис, статные, развитые, с мощными бёдрами и прекрасными грудями, предметом зависти местных гурий, а главное – удивительно красивые: они, казалось, могли с лёгкостью завоевать первенство среди местных пери. Но не рвались ни к славе, ни к ложу повелителя. Марджина, как поговаривали, попала сюда в качестве подарка от одного из царьков далёкой покорённой страны, Нергиз же продали в Сераль собственные родители. И то, и другое – в порядке вещей, такое здесь частенько бывало. Но только обычные «подарки» и «приобретения», как правило, стремились урвать из своего положения всё, а эти две оказались совершенно равнодушны к возможным перспективам. Что и сроднило их с Ирис.

Впрочем, для них она была просто Кекем.

Ведь никто, кроме Мэг и самой Ирис, не знал, кем на самом деле является девочка-подросток, угловатая и нескладная, с личиком, обсыпанным веснушками, не поддающимися ни лимонному соку, ни огуречной воде, а из достоинств у неё разве что великолепная рыжая грива. Помнить об истинном происхождении юной рабыни-джарийе, получившей лишь недавно статус одалиски, было некому. Айше-ханум, недобрая ей память, утянула за собой в мир иной всю свою свиту, всех наперсниц, знавших её тайны. Тех же, что остались в Баязедовом гареме после утопления беременных и просто недевственных, потихоньку удалили прочь. Мать Хромца, новая валиде, забравшая в цепкие руки правление в Гареме, при своей практичности уделяла большое внимание всему, что оттеняло царственное положение её единственного сына, и пользоваться Тамерлану чужими девами считала зазорным. В Серале оставили немногих, лишь самого юного возраста, остальных же продали с большой прибылью. К великой радости и выгоде торговцев Нуруосмание, штат прислуги и прекрасных дев во Дворце Наслаждений за несколько месяцев обновился практически полностью.

Когда Ирис исполнилось двенадцать, но она так и не уронила свою первую кровь, как, вроде бы, положено в таком возрасте – её привели к валиде-ханум. В святая святых, в прекрасные светлые покои, бывшие когда-то обиталищем тиранши Айше, а теперь – матери великого Хромца, в жилах которой текло не меньше крови Чингизидов, завоевателей и убийц, чем у её сына.

– Безнадёжна? – коротко спросила она, выслушав доклад старшей смотрительницы.

Присутствовавший тут же Аслан-бей, тот самый, что однажды так счастливо вмешался в судьбу Ирис, укоризненно покачал головой.

– Что вы, уважаемая Гизем-ханум, зачем же так торопиться с выводами!

Сказал без подобострастия, без затаённого страха в глазах, в отличие от той же Нухи-смотрительницы, чья спина, казалось, на веки вечные согнулась в знак почтения к валиде. Обратился, как к равной. Ещё бы! Ни для кого не составляло секрета, что сам Великий султан называл мудрейшего своим лучшим другом, а его почтенная мать ценила каждое слово «нового Авиценны» и благоговела перед ним. Хоть старалась и не подавать виду.

О, эта валиде Гизем, жёсткого нрава, в своих решениях твёрдая, как кремень, державшая осиное гнездо Сераля хваткой, куда более удушающей, чем её предшественница! И вместе с тем – загадочная, нечитаемая самыми проницательными визирями, полностью соответствующая своему имени, что на языке предков означало – «Тайна»… К ней, как ни к кому иному, подходило выражение: застывшая в зрелой красоте. Сказывалась ли на её внешности примесь крови Лилит, от прапраправнучки которой, по преданиям, был рождён Чингиз Непобедимый, или это срабатывали секреты монахов с далёких Гималаев, где нынешней валиде довелось провести детство и отрочество? Весьма вероятно, что до сих пор прекрасной Гизем ведомы были тайные способы продления молодости, выведанные в далёкой Чайне, куда она попала, будучи почётно подарена в гарем Императора. Правда, в загадочной империи она задержалась недолго, ибо ею срочно откупились от Мухаммада Тарагая Свирепого, как раз о ту пору начавшего со своими войсками победоносный марш по землям, омываемым жёлтой изменчивой Хуанхэ.

Если теперешнему Великому султану можно было с виду дать и сорок лет, и шестьдесят, его матери – и шестьдесят, и сорок. Нелегко сохранять красоту и молодость в такие годы, даже если в твоём распоряжении множество тайных средств. А ещё труднее – не почить на лаврах сыновней славы, не впасть в гордыню, заполучив власть, сохранить ясность и остроту ума, твёрдость суждений… и умение окружать себя нужными и мудрыми, с благодарностью черпая из источников их талантов.

Одним из таких немногих избранных, пользующихся её доверием, и стал чудесный лекарь, светоч османской медицины.

– …Примите во внимание, – помедлив, продолжил он свою мысль, – что представленная вам ныне дева – происхождением из северных островных кланов. Северных, подчеркну это, моя госпожа. А ведь развитие отроковицы или отрока во многом обусловлено климатом, в котором они и их предки проживают. Так, девочки, родившиеся под небесами Юга и Востока, созревают быстро, и уже в четырнадцать лет способны к деторождению; но многие из них уже после двадцати пяти расплываются и отцветают, особенно любимые во многих гаремах черкешенки и грузинки. А вот северные, ледяные девы… Да, они распускаются медленнее, позже, но и цветение их дольше и устойчивей…

Султанша величественно кивнула:

– Я поняла тебя, уважаемый. – Щёлкнул и сложился в маленькой кисти с ногтями, спрятанными в длинные заострённые чехольчики, веер, каждая пластина которого была искусно вырезана из бивня элефанта. – Но у меня нет никакой охоты ждать, пока это немощное создание превратится во что-нибудь полезное. Я не садовник, который сажает черенок и наблюдает годами, как тот вырастает, цветёт и даёт, наконец, плоды. Мне нужна выгода здесь и сейчас. На что вообще годна эта девочка-ребёнок, как ты думаешь? Отправлять её на кухню, в помощь служанкам не хочется: испортит руки, да и кожу, а она у неё хороша, и будет ещё долго хороша даже без всяких притираний. Да, вижу, у неё прекрасные волосы… Хм… Глаза необычного цвета, как весенняя трава. Черты лица неправильны, но, похоже, с возрастом это придаст ей особое очарование. Однако мне сказали, она косноязычна? Эй ты, девочка! Скажи что-нибудь!

Как это частенько бывало при грубом к ней обращении, Ирис растерялась, вспыхнула, опустила глаза и… промолчала. Не потому, что не хотела ответить.

– Она не может, ханум, – пояснил лекарь. – Её сильно напугали в детстве, и теперь каждый раз, стоит ей разволноваться, спазм в горле не даёт говорить. Не тратьте драгоценное время, я полгода бился с этим изъяном – и всё впустую. На ложе повелителю она не годится. Она не сможет усладить его слух ни приятной беседой, ни страстными признаниями и стихами…