Расселл Джонс - Люди по эту сторону. Люди с того края. Дилогия

Перечислив все болезни, от мозолей до простуды и от переломов до отравлений, всех ядовитых пауков, ос и ползучих гадов, все случаи нападения бешеных обезьян за последние триста лет наблюдений, покончив с погодными стихиями и ударами молний, Сальва начала повторяться и терять мысль. Даже самый свирепый ливень однажды утихает! А поскольку никто не возражал, не получалось и поспорить.

– Пора мне, чего рассиживать, – пробормотала она, надеясь на ответ, зацепку, повод задержаться.

Старейшина доброжелательно улыбнулась. И Сальва поставила на поднос давно опустевшую чашку.

– Не буду вам мешать!

Ру не прекращала улыбаться. Молча.

Посопев, Сальва осторожно встала с топчана, прошаркала до ступенек. Осторожно спустилась с веранды, крепко держась за перила, и направилась к своему дому.

Шла Сальва не спеша, с достоинством, задрав маленький упрямый подбородок. Широкие поля шляпы бросали тень ей под ноги. На каждом шагу тихонько тренькали бусины ожерелий, браслеты и серьги. Им вторили стеклянные подвески на широком ярко-синем поясе.

Идти было недалеко – на другую сторону площади. Сальва аккуратно обходила подсыхающие лужицы. Перед подозрительными участками, где могла быть скользкая грязь, медлила, пробовала ногой. Мостки уже убрали – сезон дождей близился к завершению, и солнечных деньков становилось всё больше. Но упасть можно и в такую погоду!

После обеда на площади было малолюдно, и за Сальвой следили все, кто оказался поблизости – школьницы, возвращающиеся из библиотеки, дорожный смотритель, зашедший за припасами, помощник поварихи с приятелями. Стоило попросить… «Но разве она признает, что уже не может сама?»

Глядя на грузную фигуру подруги, Ру не в первый раз подумала, что Сальве давно уже пора ходить с тростью, а лучше дать ей помощника, чтоб поддерживал.

Следующая мысль была ещё неприятнее: ведь они ровесницы! «Что же, я смотрюсь так же?» Но думать об этом вообще не хотелось!

Вздохнув, старейшина доела кусок Сальвиного пирога – как всегда, слишком вкусного, чтобы оставлять на потом. Смахнула крошки с лакированного подноса, на котором стоял опустевший чайник и чашки. Можно было позвонить в колокольчик, чтобы пришла внучка и забрала поднос, но зачем её беспокоить?

«Спит или читает, ну и пусть», – решила старейшина.

Достала из-под стола ларчик, предусмотрительно принесённый на веранду, поставила его на топчан, но крышку открывать не спешила.

Такие ларцы – резного чёрного дерева с инкрустациями из ярко-жёлтого янтаря и нежно-кремовой с прожилками кости – делали у Закатного моря. Обычно их привозили странники. Редко когда продавали… Старейшина вспомнила, как заволновалась её мама, услышав цену.

Лишь с возрастом Ру стало понятно, почему мама колебалась. Одно дело – серёжки, шёлковый шарф или южное лакомство. Большие покупки следует оплачивать из своего кармана. И не важно, сколько у тебя детей.

Но мама нашла решение.

– Я для работы! Нам нужно! – громко заявила она, поглядывая на других покупательниц, и без промедления отнесла сказочный ларчик своей тётке – тогдашней старейшине.

И не просто отнесла: втихаря переложила туда чернила, краски, тушь, татуировочные иглы, стилосы и перья. Все принадлежности для письма, которые раньше лежали в разных коробках, враз оказались вместе.

Вечером тётка осмотрела приобретение, постучала ногтём по глянцевитому листу вагги, на котором торговка указала кредитные покупки, посопела – но так ничего и не сказала. Да, дорого. Но глаз радуется. А главное, записи делают не для себя, а для всей деревни. Значит, этот как бы общественная трата.

…Но пользовалась прекрасным ларчиком хитрая племянница: она служила писаркой, помогала с иглами, разводила тушь. Со временем стала татуировщицей, а потом и дочь свою научила. И вместе с навыками передала привычку любоваться инкрустациями и резьбой.

Старейшина привычно погладила круглую пластинку на крышке. Зрение у неё было не такое как в молодости, но вблизи она по-прежнему различала каждую мелочь. В бугристом янтаре застыли крошечные пузырьки воздуха и комариные крылышки. И ни единой трещинки в дереве или скола на костяных пластинах!

От золотистого круга расходился асимметричный орнамент из ромбов, переходящих в лепестки, а потом в капли, а потом опять в геометрически идеальные ромбы. Если пристально смотреть, можно заставить орнамент ожить…

Она так увлеклась, перебирая воспоминания и яркие мелочи из ларчика, что не заметила его прихода. Старший сын Брунги стоял внизу у перил, переминаясь с ноги на ноги и не решаясь потревожить старейшину. «Хороший мальчик», – в который раз подумала она.

– Добрый день, Емъек, – поздоровалась она с неизменно приветливой улыбкой, – давай, поднимайся.

Выложив на поднос всё необходимое, старейшина закрыла крышку и убрала ларчик обратно под стол. Накрыла топчан тонким матерчатым полотенцем с вышитыми звёздочками.

– Ложись на левый бок. Как позавчерашнее? Не кровило?

– Нет, матушка, – церемонно ответил он, выполняя её указание, – вот здесь чесалось, но я терпел, не трогал, – он указал на ключицу.

На вспухшей шоколадной коже просматривались синие и красные знаки, полускрытые засохшей кровью.

Старейшина аккуратно ощупала припухлость.

– Температура не поднималась?

– Нет.

– А ты измерял? – прищурившись, уточнила она. – Или тебе так показалось?

– Конечно, измерял! – возмущённо воскликнул он, но справился с эмоциями и продолжил уже спокойнее. – Каждые три часа, как вы велели. Как колокол пробьет, сразу термометр настраивал.

– Я потом дам тебе порошка – выпьешь перед ужином, – старейшина надела очки, которые принадлежали той самой двоюродной тётке. – Ну, приготовься. Так, где мы остановились?..

Несколько минут она сверяла незаконченную татуировку с листом бумаги, куда заранее выписала все данные. Позже этот лист подошьют в хронику, к остальным паспортам. А копию, запечатленную на коже Емъека, будут переписывать старейшины в других деревнях.

…Сказать начистоту, Ру была согласна с Сальвой. Не стоило отпускать парня! Но не из-за дорожных опасностей. Если жить не по уму, то и за порог идти не надо, чтобы голову сложить. А старший сын Брунги толков и рассудителен, многое умеет и легко учится. Все его хвалят – и всем его будет недоставать.

Люди – главная ценность деревни, и первая задача старейшин – заботиться об этой ценности. Минус руки, ноги и сердце – всегда нехорошо. И пускай работников хватит на запланированное, включая погодные катаклизмы, неурожай и нашествие крыс. Пускай людей прибавилось! Ру не хотела никого отпускать.

Но как Сильву не выгнать за околицу, так и Емъека не удержать внутри деревенской ограды. И ничто его не остановит: ни выплаты, установленные деревенским советом, ни боль от игл…