Александр Барбаросса - 320 +

– Добрый вечер, Алина! Похоже, это все-таки судьба.

Девушка подняла свои изумленные от неожиданности глаза, но, узнав Синявского, улыбнулась:

– Добрый вечер! Возможно.

***

Через сорок минут Михаил уже подъезжал по неширокой двухполосной дороге, проложенной среди соснового леса, к вилле Кудасова. Вся обширная территория поместья была обнесена высокой кирпичной оградой, нашпигованной видеокамерами. Михаил остановился перед чугунными воротами и подождал, пока охрана откроет их. Проскочив по боковой аллее среди запорошенных снегом елей, «Мерседес» Синявского нырнул в гараж и остановился рядом с большим черным джипом и «Майбахом», на котором обычно перемещался по городу дядя. Дверь, ведущая в дом, приоткрылась, и в проеме появился Владимир, телохранитель Кудасова. Он внимательно оглядел «Мерседес», затем перевел глаза на Михаила и негромко произнес своим ровным голосом:

– Михаил, добрый день! Александр Борисович ждет вас!

Владимир Кочетков, верный цербер дяди, никогда не нравился Михаилу. Высокий, подтянутый и всегда очень серьезный, он внимательно разглядывал собеседника, будто пытаясь заглянуть ему сразу в душу. Типичный сотрудник спецслужб! Дядя не рассказывал в деталях, как они познакомились, но Михаил припоминал какую-то неприятную историю, из которой Кочеткова вытащил именно Александр Борисович. С тех пор они были неразлучны. Владимир также не проявлял симпатии к Михаилу, всегда держась на расстоянии. Справедливости ради надо сказать, что он вообще никого в этом плане не выделял, преданный только своему шефу. Телохранитель посторонился, пропуская Михаила вперед. Тот прошел мимо и обернулся, вопросительно взглянув на Кочеткова, который словно ждал этого и тут же тихо проговорил:

– Александр Борисович у себя в кабинете.

Поблагодарив его кивком, Синявский вошел в отделанную в стиле барокко гостиную с огромным камином. На его полке по краям стояли два массивных бронзовых канделябра с толстыми витыми свечами, а между ними возвышались потрясающие антикварные часы работы знаменитого саксонского мастера Келера. Полуметровая композиция на тему охоты представляла собой скалу из золоченого серебра. Вокруг циферблата располагались невероятно искусно вырезанные из слоновой кости и черного дерева фигурки охотников с ружьями и копьями, знаменосцев, егерей с охотничьими рожками в руках, рвущихся вперед гончих и кабанов с огромными клыками. Все персонажи были украшены эмалью, янтарем, жемчугом, изумрудами и золотом. Подобные часы, только еще богаче отделанные, мастер сделал для саксонского курфюрста Августа Сильного. Их и сегодня можно увидеть в дрезденском Цвингере. А часы, стоявшие на камине, были изготовлены Келером в начале восемнадцатого века по заказу одного знатного шляхтича. Синявский остановился перед ними и засмотрелся на крупную голову оленя с ветвистыми рогами, которая венчала всю композицию, а затем погладил оленя по носу. Так он делал много лет с тех пор, как еще ребенком впервые увидел часы в доме дяди. Неизвестно, каким образом тому удалось раздобыть такой шедевр, достойный лучших мировых музеев. Кудасов не распространялся на эту тему, но Михаил однажды услышал, как он, рассказывая кому-то из гостей историю часов, упомянул, что их вывез в СССР после войны один известный советсткий генерал.

Из-за приоткрытой двери кабинета донесся голос Александра Борисовича:

– Мишка, заходи! Все не можешь пройти мимо этого оленя? Не надоело тебе столько лет смотреть на него?

Синявский, услышав шутливое ворчание Кудасова, усмехнулся и ответил:

– Иду!

С трудом оторвав взгляд от часов, он прошел в кабинет. Если до этого посетитель мог восторгаться в гостиной барочными завитушками, лепниной на стенах и потолке, замысловатой инкрустацией мебели и дверей, то в кабинете его ожидал полумрак и мягкий рассеянный свет, проходящий сквозь витражи окон. У дяди были своеобразные предпочтения по оформлению интерьера, и кабинет он себе организовал в османском стиле. Стены и потолок обили шелковыми обоями, повторяющими изникские изразцы султанского Гарема в Топкапы. Мебель здесь была тоже османская: низкие оттоманки и кресла, стол, книжные шкафы, которые Кудасов разыскал в Стамбуле и привез сюда. Он прочесал чуть ли не все антикварные лавки Султанахмет, Бейоглу и Бешикташа*, а когда завел знакомства среди турецких антикваров, то прошелся еще и по уцелевшим от пожаров старым босфорским особнякам пашей. В окна установили витражи из синих и желтых стекол – ему нравился их рассеянный свет, который он заметил во дворце Топкапы. На полу лежал огромный персидский ковер. Камин в кабинете был выложен настоящими изразцами, которые ему бог весть каким способом удалось вывезти из Турции. Он мучал строителей и декораторов до тех пор, пока ему не сделали практически точную копию камина, расположенного в одном из залов знаменитого дворца. Теперь, подобно султану, Александр Борисович лежал на оттоманке, вытянув ноги. Увидев племянника, он поднялся навстречу и раскрыл объятия. Мужчины обнялись. Кудасов похлопал Михаила по плечу и предложил перекусить, но тот отказался. Дядя, как всегда элегантный даже в домашней одежде – темно-синий удобный кардиган поверх голубой рубашки, фланелевые брюки мышиного цвета – вернулся на свою оттоманку, а Михаил уселся в кресло. Дядя спросил:

– Как добрался?

Синявский пожал плечами:

– Нормально доехал, без пробок.

– Это потому, что рано.

Кудасов задумчиво посмотрел на сине-желтые витражи и заметил:

– Мне на днях статья одна попалась. Так там люди на полном серьезе пытаются выдать Андроника Комнина за Христа! Представляешь? А Стамбул они считают Иерусалимом!

Михаил рассмеялся:

– Что за чушь?

Дядя воскликнул:

– Еще какая! Они Сулеймана Великолепного выдают за Соломона!

– Как это?

– Оголтелый популизм и подтасовка – вот что это такое! Я не понимаю, где они находят людей, которые верят в такую ерунду? Это какой наглости надо набраться, чтобы утверждать, будто под Александрийским столпом в Петербурге спрятаны реликвии, некогда хранившиеся под колонной Константина в Стамбуле. Куда мы катимся, Миша, если такое имеет место быть? Надо вообще не знать историю, чтобы поверить в подобную белиберду!

Михаил внимательно взглянул на дядю и подумал, что дело явно серьезное, если даже Александр Кудасов не знает, с чего начать разговор. Вряд ли он позвал его лишь для того, чтобы обсуждать проблемы современных науки и образования. Дядя, словно прочитав его мысли, спросил:

– Помнишь ту возню, что началась год назад вокруг «Сигмы»?

Естественно, Михаил понял сразу, о чем идет речь. Неожиданно, на относительно спокойном в жизни холдинга этапе вокруг акций «Сигмы» поднялся ажиотаж. Началось с того, что держатели ценных бумаг один за другим стали сбрасывать их, но потом так же рьяно принялись скупать проданное. Получилось, что крупные объемы были раздроблены на небольшие партии, раскупленные множеством компаний. Акции поменяли владельцев, и вскоре все успокоились. Такое случается на рынке, реагирующем на изменения подобно живому организму. Здесь все время кто-то что-то продает и покупает. Синявский вспомнил, что пока это происходило, дядя довольно странно, по мнению племянника, смотрел на происходящее. Он был абсолютно спокоен, равнодушно выслушивая отчеты, как будто его совсем это не касалось. Чехарда с ценными бумагами прекратилась также внезапно через три недели, и акции даже выросли в цене. У Синявского даже мелькнула мысль, что таким способом дядя решил поднять стоимость акций, но, поразмыслив, он отказался от этой идеи – слишком уж рискованно. Оторвавшись от воспоминаний, Михаил ответил: