Одиссей Мустопулос - Диоскурия-Διοσκουριάς

Тудно найти в России человека, кто не был бы знаком с творчеством великого поэта Некрасова. Ещё в раннем детстве, мы по учебнику лит – ры в школе, проходили его, и помним наизусть эти строки. – Гляжу поднимается медлено в гору, лошадка везущая хворосту воз. Некрасов, – он и есть Некрасов. Повествование пойдёт о другом человеке, никоим образом не связанным родственными узами, с поэтом эпохи возраждения крамолы на Руси. Говорить будем о простом русском парне, а точнее, о нашем современнике, носящим точно такую-же фамилию.

Детские годы и отрочество Некрасова Павла Геннадьевича, прошли в пригороде г. Свердловска, в небольшом рабочем посёлке, который находился рядом с заводом Металоконструкций города. В былые годы, здесь на пустырях, заводское начальство распределяло земельные участки для своих рабочих. Мать Павла – Елизавета Васильевна, работая на этом предприятии крановщицей, получила помимо участка, ещй и готовый финский домик, в котором и поселилось

м-во Некрасова. Немаловажным фактом для получения всего этого добра было и то обстоятельство, что Елизавета Васильевна была партийным лидером на заводе, искренно верившая в победу коммунизма. Даже заводское начальство слегка побаиваись её, за резкие выступления на партийных собраниях. Жизнь и достаток в семье Некрасова, складывлся по тем временам, как нельзя лучше. Дети незаметно подростали, и почти одновременно пошли в школу. Павел был старше своей сестры Анюты, всего лишь на один год, и он всячески, начиная с раннего детства опекал сестру, и заботился о ней. Вскоре судьбе было угодно, отнять у детей отца, и дальнейщая жизнь Павла Некрасова, обросла сиротскими воспоминаниями.

Воспоминания о прошлой жизни, порой, захлёстывали сознание молодого парня, и не давали ему покоя. Павел отчётливо помнил пионерский галстук, который он частенько таскал в кармане своих штанин. Помнил рогатки и особенно дробовики, которые он конструировал, и изготовлял на заводе, куда притащила его мать, в пятнадцатилетнем возврасте, определив его в слесарную мастерскую. А из далёкого детства ему запомнилось, как они с Анютой, ходили зимой в школу подстёгиваемые лютым морозом и злой вьюгой. Память это своего рода копилка снов, когда однажды увиденное и пережитое, оставляет неизгладимый след на жизненном пути каждого человека. Павел прекрасно помнил, и тот случай, когда они трое друзей, после выпускного вечера в школе рабочей молодёжи, купили у старика Силантия бутыль самогона, и испили её всю до конца. Силантий дал им на закуску немного самосада, и выпроваживая их сказал. – Идите домой пацаны. Уже позно. Родители будут беспокоиться.

Стояла глубокая летняя ночь, и заводской посёлок дремал, мигая тусклыми уличными фонарями. А чуть дальше на улице Ленина, возле площади Джерджинского было светло как днём. Здесь друзья присели на лавочку, и стали крутить самокрутки. В неумелых руках у ребят самосад соскальзывал с газетки и падал на асвальт. – Были – бы папиросы что – ли. Другое дело. Как курить охота – пробурчал кто – то из друзей. – И купить нигде нельзя. Магазин закрывают, как всегда в десять. – А что Пашка давай разобьём стекло в Сельпо и возмём себе по пачке Беломора, – предложил друзьям самый весёлый и находчивый. – Ну да разбить. – возразил ему Пашка. – Там – же решотки на окнах из арматуры. Попробуй их сломать. Лучше всего обойти магазин со двора, и сбить амбарный замок на двери, который ведёт в подсобное помещенье. – Давай, так давай – дружно подхватили пьные ребята. Сказано – сделано. Таким образом, друзья проникли в Сельпо, и набрели там, на табачные изделия, где на видном месте красовался Беломор – Канал. Они взяли себе по пачке папирос, а так- же три бутылки водки, хлеб и колбасы, которую нашли в холодильнике. Захватив все эти продукты они вернулись на лавочку к памятнику Феликсу Эдмундовичу и прогудев там до утра, разбрелись на рассвете по домам.

Наутро весь заводской посёлок, только и говорил о краже. – Уже который раз грабют маазин, и что только не вынесли черти – судачили по углам старушки. – Одежды сколько дорогой, и барахла разного импортного всякого. Посчитай на целый миллион будет. Сейчас, там следователь из прокуратуры со своими хлопчиками, и ревизор приехал из центру. Нетрудно было догадаться, что помимо ребят в магазине, побывал ещё кто – то другой, орудуя в резиновых перчатках. Через неделю юношей арестовали, и увезли в город для следственных экспериментов. В камере предварителього заключения, усердствовал оперативник из банды дознавателей. Допрос, следовал за допросом. – Куда дели краденое жулики. Сгною на Калыме, – орал он, как чёкнутый, и бил кулаками ребят по голове, выколачивая признания. – Поди и комсомольцы. Паршивцы вы эдакие, – бесновался служитель закона, так и не выяснив ничего с барахлом В итоге следователю, пришлось сфабриковать уголовное дело, и пустить его самотёком в судопроизводство. На третий день, юношей отвезли в Свердловскую тюрму, разбросав их, по следственным камерам.

Жизнь в тюрме, у новоиспечёных преступников протекала, как в пионерском лагере. Здесь они и познали азы уголовного мира, а в дальнейщем мало чем отличались от основной массы этой разношерстной публики. Однажды вызывали Некрасова к следователю, который ничего не спрашивая, попросил Пашку поставить подпись на бумаге, о завершении следствия, и так- же молча, удалился прочь. Ровно через три месяца, состоялся суд. Ребятам дали по пять лет каждому, с отбытием срока заключения, в лагере усиленного режима с выплатой иска, разделив всю сумму на троих. На суде громко плакала мать, и рыдала Анюта. А ещё через три месяца, Некрасова и его друзей, этапировали в лагерь усиленного режима, который располагался в Свердловской области. Там заключёные лагеря, работали на стр – ве гигантского сооружения, имеющее по завершению, какое – то военное назначение. Днём там работали заключённые, а ночью горбатили солдаты. По прибытию в лагерь, Некрасова и весь этап новеньких, отвели в штаб колонии, и раздали всем вёдра и половые тряпки. – Будете мыть полы в кабинетах, и в коридоре. Чтобы было везде чисто, и всё блестело – изрёк молоденький лей – нт из режимной части, в окружении дюжих молодчиков из активистов коллонии. Кто не согласен с постановлением нач. лагеря майора Полянского может отказаться, и не мыть полы. – Я отказываюсь. И не знаю, как это делается – возразил Некрасов. – Не знаешь – научим. Не хочешь – заставим!, – ответил Павлу куманёк, и по – боксёрски стукнул паренька в челюсть. Кто – то слева из активистов коллонии дал Пашке палкой по спине. Потом мордоворот справа, дубиной огрел его разок, и понеслась беспридельщина. Избитого и окровавленного бунтаря, отволокли в изолятор зоны, подарив ему для начала пятнадцать суток. Кто мог знать, что режимная часть в этой зоне, ставила перед собой основную залачу, сломить любыми методами волю и достоинство человека. Одним словом сделать из человека настоящую сволочь. Буквально, на второй день, после отсидки из изолятора, Пашку во дворе жилого барака, подозвал к себе лейтенант, который избивал его в штабе коллонии, и ехидным голосом сказал ему. – Некрасов, почему ты разгуливаешь по территории лагеря, в домашних тапочках. Знаешь – ли ты, что это является грубейшим нарушением, режима содержании коллонии. Сказав всё это режимник напрягся, и хотел снова врезать Пашке в челюсть. Но на этот раз всё произошло совсем иначе. Опережая ситуацию, Некрасов нанёс любителю бокса, мощнейший удар в глаз, от которого куманёк брякнулся на землю, и лишился чувств. Избивали менты Пашку, долго и старательно. После повторных пятнадцати суток изолятора, его определили в бур на полгода, исключая, тем самым возможность, выйти ему в будущем в жилую зону. В сравнении с тюрмой, этот лагерь для Некрасова, оказался сущим адом, и что самое печальное, он своей непокорностью, попал в чёрный список неисправимых, и подлежал административному суду в коллонии. Вскоре против него возбудили уголовное дело, вменив ему статью за избиение офицера лагеря, который находился, при исполнении служебных обязанностей. Приезжал к Некрасову в зону следователь, из какого – то пятого отдела. В разговоре с Павлом был вежлив, и дал ему пачку сигарет. Разрешил курить, а сам что – то записывал, поминутно смаркаясь в носовой платок. Закончив с писаниной, он сказал заключённому. – Послушай Некрасов, что я тебе скажу. Припаяют тебе к твоему сроку, ещё один год, и отправят в крытую тюрму. По ходу и режим содержания изменят. В любом случае тебе Некрасов, с этой зоной придётся распрощаться. Да и к тому – же, – эта зона голодная и беспридельная. Здесь в этих бумагах, что я написал, ничего лишнего нет. Нужна лишь твоя подпись молодой человек. Пашка, не глядя рассписался. Через два месяца его осудили, и как говорил следователь, добавили год к его неотсиженному сроку, поменяв режим содержания на строгий. Сказал следователь, и как в воду смотрел. Вскоре Пашку из Свердловской тюрмы, этапировали в Перьмскую область на лесоповал.