Вальтер Скотт - Черный Карлик. Легенда о Монтрозе (сборник)

– Ну, не подлость ли, – сказала одна из сестер, также озираясь вокруг, – так ограбить бедную семью, что едва остались одни голые стены!

– А на дворе ни телки, ни бычка, – молвил младший брат, только что вошедший в лачугу, – ни овцы, ни барана, некому даже травки пощипать.

– Хоть бы они с нами ссору затеяли! – сказал Гарри, средний из братьев. – Ну, что же, мы во всякое время готовы были подраться как водится. А то пришли как раз в такую пору, когда никого из нас дома не было, все трое были на охоте… Небось, кабы мы дома-то были, Уилли Грэм обошелся бы сегодня без завтрака… Но это еще впереди, не так ли, Габби?

– Соседи назначили день, чтобы нам с ним сойтись в Кэстлтоне и на людях покончить дело полюбовно, – уныло отвечал Габби, – так они решили, и мне пришлось согласиться, потому что иначе ничего не поделаешь.

– Полюбовно! – вскрикнули разом оба брата. – После таких-то пакостей, о которых у нас и не слыхано со времен стародавних набегов!

– Да, братцы, уже и моя кровь кипела от этого… да вот, увидел Грейс Армстронг, – от сердца-то и отлегло!

– А как же с урожаем, Габби? – сказал Джон Эллиот. – Ведь нас вконец разорили. Мы с Гарри ходили и на дальнее гумно, хотели хоть остатки собрать; но и там хоть шаром покати. Я не знаю, как нам быть… На войну идти, что ли? Уэстбернфлет не в состоянии вознаградить нас за убытки, если бы и захотел. С него и взять-то нечего; только то и утешенье, чтобы поколотить его хорошенько. У него ни одной скотины нет, кроме той запаленной лошаденки, на которой он ездит, да и ту он совсем заморил своими ночными походами, так что разоренье наше полное.

Габби бросил печальный взгляд на Грейс Армстронг; она потупилась и вздохнула.

– Не падайте духом, детушки, – сказала бабушка, – у нас немало есть добрых людей, они не оставят нас без помощи. Вот, например, сэр Томас Киттлуф, он мне приходится троюродным братом по матери; а он много денег загреб, да еще и в баронеты был произведен, в ту пору как был комиссаром во время присоединения.

– Он и медной полушки не даст, чтобы спасти нас от голодной смерти, – сказал Габби, – а если бы и дал, так у меня бы в горле застрял хлеб, купленный на его деньги, потому что я бы не мог забыть, что он нажил свое богатство тем, что продал и корону, и прежнюю независимость нашей бедной Шотландии.

– Ну, так обратимся к лэрду Дандеру, это одна из старейших фамилий в долине Тевиота.

– Он посажен в тюрьму, матушка… отсиживает в Эдинбурге, из-за тысячи марок, которые занял у Сандерса Уилкота, стряпчего.

– Бедняга! – воскликнула миссис Эллиот. – Габби, надо бы послать ему какое-нибудь пособие!

– Вы забыли, бабушка… вспомните, что мы теперь сами нуждаемся в пособии, – сказал Габби с некоторой досадой.

– И то забыла, голубчик, – отвечала добродушная старушка, – совсем из головы вон на эту минуту. Такая уж привычка, как же не подумать о родных, прежде чем о себе?.. Ну, вот еще молодой Эрнсклиф.

– Он и сам не больно богат, ему трудно поддерживать и свое-то громкое имя, – сказал Габби, – так совестно наваливать на него еще заботу о нашей бедности. Да что, бабушка, какая вам охота перебирать имена всех наших сродников и союзников, словно от их знатных фамилий может быть для нас облегчение; кто познатнее, тот о нас и думать забыл, а кто нам ровня, тому впору самому как-нибудь прожить с семьей, никого у нас нет, кто бы мог или захотел нам пособить сызнова заводить ферму.

– Стало быть, Габби, возложим всю надежду на Того, Кто один может и друзей и богатство создать нам, как говорится, из бесплодного болота.

Габби вскочил с места.

– А ведь вы правы, бабушка, – воскликнул он, – ведь это так и есть. Я знаю одного такого друга на бесплодном болоте, который и может и хочет нам помочь… Сегодня такой выдался тревожный день, что у меня голова кругом пошла и все в ней вверх дном. Сегодня поутру я оставил на пустыре Меклстон-мур такую кучу золота, что с ним можно и дом выстроить, и все хозяйство восстановить вдвое больше и лучше прежнего, и я уверен, что Элши нисколько не посетует на нас за это!

– Элши? – сказала бабушка с удивлением. – Какой такой Элши?

– Да, конечно, все тот же Элши, знахарь и мудрец, что живет на Меклстон-мур, – отвечал Габби.

– Сохрани тебя Бог, дитятко! Не ходи за водой в худую лохань и не бери денег от тех, кто водится с нечистой силой! От их подарков никому счастья не бывает, и ходить-то к ним большой грех. Кто же в нашей стороне не знает, что этот Элши злой чародей? Ох, кабы жили мы по закону да были бы у нас праведные судьи, которыми всякая земля держится в порядке и благочестии, такого человека не оставили бы в живых! Вот эти знахари да колдуны и губят нашу сторону.

– Нет, матушка, – сказал Габби, – вы себе толкуйте, что хотите, а в нынешние времена колдуны и ведьмы далеко не так могущественны, как в старину; по моему разумению, какой-нибудь злоумышленник, вроде старого Эллисло, или такой разбойник, как этот проклятый мерзавец Уэстбернфлет, гораздо хуже и вреднее для нашего края, нежели целая стая самых злющих ведьм, какие когда-либо гарцевали верхом на помеле или откалывали коленца на масленицу! Небось, ведь не Элши спалил мой дом и амбары; так уж я попробую попросить его отстроить мне их сызнова. Всем известно тоже, что он человек искусный, слава о нем идет до самого Бруфа, что под Стенмором.

– Погоди немного, дитятко, вспомни, пошли ли кому впрок его услуги. Джок Хауден все-таки помер по осени от той самой болезни, от которой Элши будто бы вылечил его; а у Лембсайда он хоть и исцелил корову от болотной немочи, зато в ту зиму у него все овцы переболели. Опять же, говорят, он такими словами ругает человеческую натуру, как будто самого Господа Бога попрекает. И не ты ли сам говорил, когда увидел его в первый раз, что он больше похож на пугало, чем на человека!

– Полноте, матушка, – сказал Габби, – Элши не так уж плох; ну, конечно, больно он искалечен, и смотреть на него, нельзя сказать, что приятно, да и речь у него грубая; но язык его острее зубов, и он больше лается, чем кусается, так что, если бы мне дали чего-нибудь перекусить, а то у меня сегодня во рту ни маковой росинки не было, я бы поел да и лег часа два или три соснуть рядом с моей скотиной, а завтра чем свет съезжу на Меклстон-мур.

– А почему же не сегодня, Габби? – спросил Гарри. – И я бы с тобой поехал.

– Моя лошадь уж больно устала, – сказал Габби.

– Так возьми мою, – сказал Джон.

– По правде сказать, я и сам очень утомился.

– Ты утомился? – сказал Гарри. – И тебе не стыдно? Я видел, как ты целые сутки напролет проводил на лошади, да и то никогда не жаловался на усталость.

– Да и ночь какая темная, – сказал Габби, вставая и глядя в окно, – а я, признаюсь откровенно, что греха таить, хоть Элши и славный парень, а все-таки я как-то охотнее пойду к нему при дневном свете!