Грегор Самаров - На троне Великого деда. Жизнь и смерть Петра III

Все направились к дверям, но тут показался Евреинов с корзинкой шампанского; сопровождавший его лакей хлопнул пробкой, и все наполнили бокалы.

– За здоровье нашей всемилостивейшей государыни императрицы! – крикнул хозяин.

Каждый из присутствовавших поспешно чокался с ним и бросался к двери, чтобы садиться в стоящие уже наготове сани.

Когда Бломштедт, сияя, подошел к Евреинову, держа под руку танцовщицу, хозяин в ужасе воскликнул:

– Как? И вы едете, государь мой?

– Да, – подтвердил Бломштедт, – я еду, я увижу двор скорее, чем думал: я буду участвовать в спектакле статистом! – и, не дожидаясь ответа, он повел прильнувшую к нему Мариетту к выходу.

– Мне не удержать его, – произнес Евреинов, задумчиво смотря вслед молодому человеку, – это сумасшествие. Мне было бы жаль, если бы это привело к катастрофе!.. Но больше нечего делать, я не могу выказывать столько участия к нему под столькими взглядами.

Он приказал лакеям убрать со стола в сразу опустевшем зале и вернулся в общий зал, чтобы приглядеть – как служат его гостям.

Труппа актеров снова в своем обычном радужном настроении подъехала сани за санями к одному из боковых подъездов Зимнего дворца; эта пестрая, весело болтающая компания производила удивительное впечатление при проходе через тихие, пустынные коридоры, мимо молчаливых часовых.

Фриц был во власти удивительного, охватившего все его существо возбуждения. Родные картины дюн, даже воспоминания о его Доре, которые до сих пор всецело наполняли его, подернулись теперь легкой дымкой забвения, настолько возбуждали в нем жажду жизни заманчивые губы и пламенные взгляды танцовщицы.

Он помог Мариетте выйти из саней, причем она так крепко оперлась на его руку, что он услышал биение ее сердца почти у самого своего сердца; затем он повел ее – она снова прильнула к нему вплотную – по коридору к театральным залам; все часовые беспрепятственно пропускали его, не сомневаясь в том, что он принадлежит к числу приглашенных государыней актеров. В зале, который находился сейчас позади сцены и из которого можно было пройти в уборную артистов, Мариетта выпустила руку своего кавалера и сказала:

– Теперь, мой друг, мы должны на несколько времени расстаться; я должна позаботиться о своем костюме, причем не могу уже воспользоваться вашими рыцарскими услугами, – весело прибавила она, – да и вы должны переодеться для роли. Это вы можете сделать вон там, в мужской уборной.

Быстро пожав ему еще раз руку, она поспешно бросилась в боковую дверь.

– Живо, живо, барон! – сказал Волков. – Идите сюда, я дам вам костюм русского крестьянина. Вы привяжете бороду, под ней вы сами себя не узнаете, если посмотритесь в зеркало.

Он повел Бломштедта в зал рядом, уставленный шкафами, в которых большинство артистов уже выбрало по костюму, чтобы нарядиться для спектакля пред развешанными на стенах зеркалами, а затем выполнить трудную работу гримировки пред многочисленными расставленными по залу туалетными столами. Молодой человек облекся по указаниям Волкова в русский костюм, состоявший из вишневого шелкового жилета, широких черных, до колен брюк и блестящих сапог, на голову он надел четырехугольную окаймленную мехом шапку и приладил искусно сделанную черную бороду, скрывшую половину его лица и делавшую его неузнаваемым. При этом его лицо много выиграло от грима, так как борода придавала мягким юношеским очертаниям выражение мужественной твердости. Когда туалет был окончен, Волков, перебегавший от стола к столу, давая советы и то тут, то там кладя черные штрихи грима, чтобы добиться большего соответствия между выражением лица актера и его ролью, – повел его на сцену. За кулисами уже собрались статисты и хористы. Волков поставил Бломштедта в ряд крестьян и приказал ему копировать передового во всех жестах и движениях.

Фриц стоял на своем месте, весь сгорая от любопытства, как будет дальше развиваться его приключение, но еще нетерпеливее ожидая появления прелестной танцовщицы. Понемногу на сцену вышли некоторые из драматических артистов, покончившие с туалетом и гримом.

Волков прильнул глазом к маленькой, проверченной в занавесе дырочке и откинулся назад удивленный; дело было в том, что он не увидал в зале ни души, между тем как час, назначенный на начало представления, уже наступил, а придворные обыкновенно занимали места в партере и ложах по рангу задолго до представления. Точно так же и царская ложа, помещавшаяся прямо против сцены, была совершенно пуста; лишь сзади, в проходе, были видны двое солдат лейб-компанской роты ее императорского величества, они стояли неподвижно в своих богато вышитых золотом мундирах, в шляпах с пером и с саблями наголо. Проход, в котором они стояли, соединялся особой галереей с собственными покоями государыни.

Волков испуганно попятился.

– Это что такое? – воскликнул он. – Весь театр пуст? Неужели наши надежды возобновить свою игру окажутся напрасны? Неужели государыня императрица отдала в последний момент новый приказ, отменяющий первый?

Оказавшиеся на сцене артисты поспешили к другим дыркам в занавесе; со всех сторон послышались выражения недовольства и разочарования.

Государыня являлась обыкновенно ровно в назначенное время, и никто не смел появляться в зрительном зале после нее. До срока оставалось еще десять минут… Неужели придется отменять представление?! Почему же актеров не предупредили? Не забыла ли государыня столь хвалимую ею и осыпанную милостями труппу?

Лицо Волкова омрачилось, он снова подошел к занавесу; но ни одна дверь ни в ложах, ни в партере не была открыта. Когда он готов был с болью в сердце отступить от рампы, чтобы возвестить прочим печальную новость, в царской ложе появилось двое камергеров [13] Камергер – придворное звание и должность, соответствовавшая четвертому классу по Табели о рангах (обер-камергер – третьего класса); отличительный знак – золотой ключ на голубой ленте у левой поясничной пуговицы. , ставших по обе стороны императорского кресла, это происходило обыкновенно незадолго до появления в ложе императрицы. Следовательно, государыня должна была скоро прибыть. Но что значила эта пустота в театре? Мыслимо ли, чтобы государыня, так любившая всегда роскошь и блеск общества, пожелала совершенно одна смотреть пьесу, которую она уже не раз видела, которую уже и не ставили в последнее время в репертуар из-за заигранности? Но нельзя было все-таки терять время: императрица могла появиться каждую минуту и дать знак поднимать занавес.

Волков бросился в дамскую уборную и, шутя и грозя в одно и то же время, начал усиленно просить дамский персонал кончать поживее с туалетом.