Серафим Богданов - В стреляющей глуши. Подготовка к вторжению

Мутной серой пеленой заволакивает окружающей мир, поднимается до горла – выше, выше…

– Итак, откровенность за откровенность, – Науманн был само очарование: – Конечно, стойкие бойцы импонируют нам, солдатам фюрера и Германии. Мы восхищаемся совершенно открыто героизмом ваших солдат, разведчиков и диверсантов. Даже партизан, которые есть просто бандиты. Это тоже патриоты России. Но, право же, этот несчастный молодой человек, – крупная белая рука в манжете, что выглядывала из чёрного мундира, указала на тетрадный клочок, – вызывает только сочувствие. Он надеялся, что знает наши методы. Оказывается, нет…

Загадочная улыбка тронула губы Науманна.

– Герр оберфюрер, я, конечно, польщена таким доверием, – Аня трагически сблизила руки перед лицом, чтобы изобразить жест отчаяния, – но я право же… Мне также жаль этого юношу. Он немного фанатик, поэтому. А к жизни надо подходить практично. Как к России без Сталина, – понизила она голос, хотя могла бы этого не делать. – В конце концов, у нас много схожего. У национал-социализма, у коммунизма…

На мгновение в кабинете стало тихо. Лишь гудел во дворе силовой генератор, который подавал электричество в здание.

– Не знаю, фройлен, – уклончиво продолжил немец. – Однако чем я вам могу помочь, Аня? Вы хотите…

Он сделал паузу, от которой зазвенело в ушах.

– Вы хотите, чтобы я дальше: – Аня сделал попытку вырваться из звенящей пустоты.

– Совсем нет! – он предостерегающе выставил обе руки. – Использовать вас в качестве подсадки в камеру? Зачем? Вряд ли такая умная и сильная девушка способна изменить ход мыслей фанатика. Не скрою, после того, как наши специалисты постарались, мы попробовали этот шанс. Но тут же разочаровались в нём. Фанатики не чувствуют ни свою, ни чужую боль. Им вообще не доступно состояние боли. Этим они и опасны. У вас их уничтожали как бешеных собак. Меткое определение! Меня больше беспокоит другой вопрос. Кто есть этот Радуг? Вы знаете?

Он неожиданно развернулся к ней всем корпусом (обычно имел обыкновение стоять в полуобороте) и как будто заглянул ей в душу. «Неужели у „Бороды“ не может быть предателей? – спросила она себя. – Да и он сам не может быть предателем». Хотя, раз такая мысль единожды посетила ее, и она придала ей такие значение, отвергать полностью такой вариант…

– Радуга… Не Радуг, а Радуга, – мягко поправила она его, вздрогнув плечами.

– Очевидно, это псевдоним кого-то из подполья, но я: не слышала ни разу, чтобы при мне…

Она едва не сказала «но я не слышала о ней ни разу», что неизбежно навлекло бы подозрения. Науманн и его служба могли предполагать, что это женщина, хотя нередко мужчины-агенты и подпольщики носили женские псевдонимы. Фильтровать её окружение они начали бы давно, если бы подозревали, но она этого не почувствовала. Тогда возможно о «Радуге» им стало известно только сейчас, что несколько радует. Уберечь бы Аграфену, уберечь… О том, что та могла быть предателем, тем более источником врага, Аня даже не допускала в чувствах. Она была уверена, что приём с запиской был только приём – тонко рассчитанный психологический эффект, после которого у слабых пошаливают нервы, а руки начинают делать самопроизвольные движения.

– Я думаю вот над чем, – как бы подтверждая ход мыслей, продолжил Науманн. – Если он пишет, что Радуга выдаёт всех, то… Значит этот молодой большевик знает почти всю организацию. Радуга не может знать членов его «пятёрки», если сама туда не входит. Если это так, то: Логический вывод – Радуга

обитает на улице Чехова. Конечно, она может жить и в другом районе… хм, гм… Шмоленгс. Но это вряд ли. Подпольщики стремятся поделить город на сектора. Так легче им управлять, а все живущие в секторах образуют группы-пятёрки. Как видите, я неплохо разбираюсь…

– Почему вы уверены, что это женщина?

– Как? Ну… Признаться, я так решил по наитию. Хотя: Мне показалось, что вы могли совершенно случайно пересекаться с ней, – хитро сощурил голубой глаз шеф ГФП.

– Может быть, – неожиданно легко согласились девушка, незаметно дрожа коленками.

– Вот как! Понимаю, – снова расплылся в улыбке Науманнн. – Извините, что не предложил вам сразу сесть. Эта моя занятость: – он тут же водрузил рядом с ней венский стул. – Садитесь немедленно! Ещё раз приношу вам свои извинения. Так что же вы не угощаетесь? Мармелад не эрзац, из рейнских яблок. Можете мне верить, – он надкусил свой бутерброд и проглотил, не жуя, маленький кусочек. – Хотите мятный леденец? Освежает всё во рту.

Развернув прозрачную обёртку, он попытался вручить Ане зеленоватую ароматную подушечку.

– Спасибо, я, наверное, тоже: – Аня захватила рукой ножичек с круглым безопасным лезвием. Нанесла удар по яйцу в подстаканнике – крак!

Науманн с довольным видом следил за ней. Про себя он отметил суетливость в поведении девушки. Тем не менее, изобразил на лице моложавую улыбку. Так он ещё больше решил подчинить её своим обаянием.

– Похвально! – похвалил её Науманн, отмечая, что русская разведчица вызвала у него симпатию. – Представим, что источник некой службы германской империи сидит в здешнем подполье. Действует у меня под носом. Так… – он снова укусил и старательно прожевал. – Я пытаюсь его вычислять. Мои аналитики представили мне отчёт на основании оперативных сводок и материалов агентуры. Но… – он отложил дважды надкушенный бутерброд и изящно вытер пальцы салфеткой с виньетками по углам, в виде свастик. – Но! Моя секретная агентура докладывает мне, что кто-то из своих заинтересован в большевистском подполье. Из той службы, что внедрила своего агента. И я задаю себе вопрос: не тот ли это агент – под псевдонимом «Радуга»? Как вы думаете, фройлен комсомол?

– Если «Радуга» всех выдаёт, то она себя подставляет, – вымолвила Аня, чувствуя, как деляной ком заполняет внутренности. – Зачем она так поступает? Тем более, если она единственная, кто из «пятёрки» остался на свободе. Мне кажется, вас вводят в заблуждение.

Он снова вперил в неё свой взгляд. Если девчонка опытный профессионал, то сыграет она мастерски. Судя по тому, как она держится, выучка у неё приличная. Работал кто-то из опытных.

Науманн вспомнил, как осенью 1941-го Аню привели под конвоем полевой жандармерии. Странно, но ведущий разработку унтерштурмфюрер Краучек даже не удосужился сделать запрос в секретариат. Хотя по всем отделам были разосланы специальные конверты, где были ориентировки на активную и потенциальную агентуру русских, из числа партийных и комсомольских работников, активистов, бывших чекистов и военных.

Материалы были обильно снабжены фотографиями, копиями личных дел, писем и публикаций из советских газет вперемешку со справками Службы и Полиции Безопасности третьего рейха. Ориентировка на Аню также имелась из досье реферата II-a-IV секретной государственной полиции (AmtIV).