Дарья Аппель - Девятый всадник. Часть 2

В один вечер брат его, явившись с маневров раньше запланированного, подошел к нему и заговорил:

– Ты как лунатик. Неудивительно.

При этом Карл, по его обыкновению, как-то нехорошо ухмылялся, что не могло Кристофа не разозлить. Тот резко захлопнул книгу – какой-то пустой роман без особого смысла, о нем говорила, кажется, старшая из Скавронских, – и резко спросил:

– Что тебе в этом?

– Берегись, – Карл пребывал в довольно-таки благостном, по его меркам, настроении – судя по всему, он в этот раз неплохо провел полк на плац-параде, а потом оказался в выигрыше в штосс, поэтому не стал придираться к дерзости своего младшего брата. – Не оставайся с нею наедине.

Кристоф усмехнулся про себя. Конечно. Все нынче о нем говорят, и все прочат его в женихи юной Скавронской. Матушка, разумеется, тоже обо всем знает. Интересно только, почему еще не начала его распекать? Потому что отчим графини в силе, родственная связь с ним не повредит? Возможно.

Он посмотрел на своего брата, не вставая с кресла. Тот стоял в дверях, скрестив свои длинные руки на могучей груди и смотрел на него с некоторым даже сочувствием.

– Меня ж никто с ней наедине не оставляет, – обронил Кристоф, вновь открывая книгу, пытаясь отгородиться ее кожаным переплетом от ироничного взгляда брата.

– Рано или поздно оставят. А потом, ты сам знаешь, что случится. Вовсе не то, на что ты так надеешься, – Карл как-то глумливо осмотрел его. – Поверь моему опыту.

Из пространных и нетрезвых разговоров брата, а также приятелей по кордегардии, Кристоф знал о подобных уловках родителей, желающих побыстрее сбыть дочку за жениха, кажущегося им хорошей партией. Девицу ненадолго оставляют наедине с кандидатом, он нетерпелив, она робеет, но втайне рада такому повороту событий, и лишь только оба готовы исполнить тайное желание, как врываются папенька и маменька с иконой наперевес, громогласно поздравляя растерянную молодежь.

– Впрочем, – продолжал старший из фон Ливенов. – Вполне возможно, что ты этого и добиваешься. Что за ней дают?

– Не любопытствовал, – сухо отвечал Кристоф. На самом деле, он-то как раз догадывался о сумме приданого, потому как граф Литта, конечно же, с умыслом заговаривал со своим гостем о делах денежных и земельных.

– Не верю, извини. Но догадываюсь, что побольше, чем досталось во время оно мне, – Карл с сожалением вздохнул.

– Вижу, ты не жалуешься, – бросил Кристоф, притворяясь погруженным в книгу.

– Просто я хорошо все устроил. Надеюсь, ты тоже не дашь себя обмануть.

Младший брат его реплику проигнорировал, и Карл ушел, напоследок усмехнувшись вслух.

После его ухода Кристоф отшвырнул дурацкую книжку в сторону, охваченный злостью худшего порядка – на самого себя. Брат, в сущности, был прав. Так все и получится. В сущности, союз с Литта-Скавронскими не даст ему ничего, а проблем принесет множество. Хотя сперва они будут незаметны.

И вновь наступил четверг, и вновь Кристоф, не задумываясь особо ни о чем, устремился в дом на Морской, где его, как он знал, ждали. В этот раз он даже счел нужным сделать визит, так как узнал, что через две недели предстояла церемония посвящения в Рыцари и Кавалеры, и он знал, что место в свите Государя, становившегося Магистром и Протектором Госпитальеров, за ним утверждено. Смешанные чувства его при этом охватывали, но отказаться от милости он не мог. Хотя и ожидал, что рано или поздно к нему придет кто-то из Братьев-Рыцарей – других Рыцарей, тех, которые не носят карнавальных лат и шлемов, украшенных страусиными перьями, а белые плащи с красным крестом надевают только по случаю посвящения новых адептов – положит руку на левое плечо и шепнет: « Нерешительность – худший из пороков ». Эту фразу Кристоф слышал тогда, в тот вечер – или утро – несколько месяцев тому назад, о котором он помнит очень немногое. Но она как нельзя лучше подходила к ситуации, в которой он оказался нынче.

Людей в доме графа Литты было в этот вечер немало, но они после богатого ужина начали неспешно расходиться, свечи постепенно гасли в канделябрах, словно в театре перед представлением, и когда, наконец, Кристоф остался с ним и его братом Лоренцо наедине, и думал было откланяться, гадая, выйдет ли сегодня графиня Мари, присутствовавшая, вопреки своему обыкновению, на ужине, но удалившаяся вместе со всеми, и решив, наконец, что нет, не выйдет, хозяин поднял последний бокал, наполненный золотистым токаем, и проговорил:

– Остается только благодарить вас!

– В чем? – произнес Кристоф, оглядываясь.

Лоренцо подхватил:

– Не знаю, как вам это удалось, но никаких препятствий нашему Делу мы не встретили.

– Скажу вам откровенно, – возразил барон. – Я ни на что никогда не влиял.

– Но мы не верим в совпадения, – его собеседник поднял руку, и рубин на его указательном пальце многозначительно сверкнул в тусклом свете.

– Боюсь, что в этом случае придется поверить, – дерзкие слова выходили из него как-то вяло, словно он чувствовал, что они несообразны торжественности момента.

– Итак, – продолжал хозяин дома, не обращая внимания на сказанное Кристофом. – Наследник – наш. Император – целиком и полностью наш. Надо ожидать, что следующим делом он примет Крест и поведет Европу против сарацинов нового времени.

Барон кивнул нетерпеливо. Конечно же, он знал о намерениях Государя объявить тотальную войну Франции, заручившись поддержкой союзников, в коих недостатка не было. Но его насторожило то, что слова, которые с таким пафосом произносил император, граф Литта повторял нынче с едва заметной иронией.

– Таким образом, наше дело нынче обречено на победу. В том числе, благодаря вам. И было бы неверно оставить ваши усилия незамеченными, – Джулио Литта смотрел на него во все глаза.

– Повторяю, господа. Все мои усилия, как вы изволите их называть, заключались в полнейшем бездействии, – Кристоф почувствовал, как кровь отливает от его лица, – так всегда было с ним в минуты волнения или гнева.

– В этом и есть главное преимущество победителей. Воздерживаться, когда крайне хочется действовать, – заметил Лоренцо. – Доказывает зрелость натуры и ответственность за свои поступки.

Столько лести, сколько говорили ему в этом доме на Морской, Кристоф никогда ранее не слышал. Теперь, после произнесенных старшим из Литта слов, он припомнил похвалы своего бывшего друга, оказавшегося предателем, и словно ощутил холод кинжала, нацеленного ему в спину, горечь яда на языке, крепость стянувшей горло веревки…

– Что вы от меня хотите? – произнес он, четко выговаривая каждое слово и делая между ними длинные паузы.

– Ваша мать станет графиней, соответственно, вы – графом, – продолжал Джулио Литта.