Владимир Эйснер - Жить не обязательно

– Вау-вау! (Зато медведи есть!)

– Вам удаётся загнать и сожрать медведя?

– Вау! (Сожрёшь его, раскатал губу! Он сам кого хочешь сожрёт!)

– Не пойму тогда…

– Вау! (А мы за ним ходим. Добудет мишка нерпу или моржа, всё ведь не съест. Всегда останется мясо на косточках, лапки, морда, ласты, шкура. А тут и мы…)

– Так он делится с песцами? Не знал, что они такие благородные животные!

– Вау-вау-вау! (Какой там «благородные»! Обжоры ещё те! Но глупые. Ты видел, как медведь добытую нерпу жрёт?)

– Только в бинокль.

– Вау! (В бинокль всего не углядишь… Если мишка сытый, он лишь жирок объест с нерпы добытой. А всю тушу бросает и уходит за новыми приключениями. И тут нам пир горой! Все, кто из нашего брата есть в окрестностях, все прибегают на свежину. Важно быстрее бургомистров успеть. Совсем негодная птица. Начисто острым клювом всё выклюет, ничего не оставит. Мало того: если зазеваешься, и тебе глаз выбьет, а потом и заклюёт насмерть. Ну, естессно, и мы их тоже… Ляжешь на бережку, мёртвым прикинешься, а одним глазом смотришь. Ну и… в общем, как повезёт…)

– А если мишка голодный?

– Вау! (Тогда всё сожрёт, ни кусочка не оставит. Но шкуру не ест и на ластах довольно жил останется, чтобы погрызть раз-другой и наесться. Мы, песцы, народ не привередливый, ни шкурой, ни жилкой не брезгуем. Даже каменно-замёрзшее мясо едим. Подышим-подышим на него, оттаиваем и грызём.

– И что, босые не гоняют вашего брата?

– Вау! (Ещё как гоняют! Тут гляди в оба! Не успеешь увернуться, такую плюху получишь – летишь, как чайка!)

– Так что же вы в тундре не живёте? Мышей не едите?

– Вау! (Как это не едим? Лемминг – основное наше питание. Только не каждый год они бывают, мыши эти. И потом, тяга к странствиям у нас, охота к перемене мест, немногих добровольный крест, как вот у Онегина вашего, помещика богатого. Тоже ведь не сиделось ему: и там, и сям наследил…)

– Ну-ну, ты грамотный! Прям редкостный песец! Где учился-то?

– Вау-вау-вау! (До всего сам доходил… На заброшенных зимовках книжек навалом, на берегу моря – всяких фляжек из-под духов-шампуней, – начитаешься и нанюхаешься до одури! Мочевой автограф, если ты воспитанный песец, оставишь: «Нюхал, читал и пробовал на зуб недоросль Черныш», и бежишь себе дальше).

– Моё уважение к Вам, о недоросль Тундры, высокоучёный Черныш, многократно возросло! – Гарт шаркнул ногой по щебёнке и склонился в поклоне. – Ныне же властью, данной мне свыше, в ознаменование великих подвигов ваших, произвожу вас в графское достоинство и рекомендую всем именовать вас не иначе как Его Сиятельство, Граф Чернышов-Таймырский! В награду же вам – съедобная медаль, каковая будет выдана немедленно и без судебных проволочек!

– Вау-вау-вау! – обрадовался Его Сиятельство, встал на задние лапки и исполнил Танец Тундрового Песца. Был награждён «медалью» в виде куска вяленой оленины и приступил к трапезе.

В этот день Гарт отремонтировал всю цепочку капканов на южном мысу, а ночевать решил на берегу: песок легче прогреть для ночёвки, чем мерзлую глину тундры.

Настоящей ночи ещё не было, просто темень сгустилась, как туман. Крупные звёзды тянули к сердцу светлые паутинки, и легонько плескалась волна. Контур разбитой шхуны впечатался в небо, чайки писали на закате белые письмена.

«Нет, это наверняка не обломки русановского “Геркулеса”. Скорее обычное зверобойное судно. Норвежское? Датское? Шведское?..»

Поужинав и накормив Черныша, Сашка устроил себе обычный тёплый ночлег с двумя нодьями по бокам. Залез в спальник, положил под руку карабин и стал смотреть в небо.

…Первые несомненные следы экспедиции В. Русанова были обнаружены в 1934 году: на безымянном островке в архипелаге Мона топографы нашли столб с вырезанной на нём надписью «Геркулесъ 1913». Гораздо южнее, на безымянном островке в архипелаге Минина, были найдены перочинный ножик, расчёска, патроны, компас, французская монета, маникюрные ножницы и обрывок рукописи В. Русанова. В составе экспедиции была женщина, невеста В. Русанова, француженка Жюльетта Жан-Соссин, геолог и медсестра по образованию. Возможно, монета и ножницы принадлежали ей.

На другой год, после тщательных поисков, на этом же островке были найдены обрывки одежды и рюкзака, испорченный фотоаппарат «Кодак», железные ложки, документы матросов Василия Попова и Александра Чухчина, именные часы Попова, дужка от очков (очки носил механик экспедиции Константин Семёнов) и патроны десяти разных типов, от шести видов оружия. То есть на острове останавливалась целая группа людей, и здесь произошло какое-то несчастье, заставившее некоторых бросить матросские книжки, патроны и личные вещи.

В 1970 годах экспедиция Дмитрия Шпаро нашла (в разных местах) поломанные нарты, изготовленные из остатков судового рангоута и медных судовых трубок, багор, крышку от патронного ящика и большое кострище на высоком берегу мыса Михайлова.

Плавник для костра на высоком берегу приходилось собирать внизу, у берега моря, так что кострище это носило явно сигнальный характер.

Следы экспедиции теряются в архипелаге Минина. Никто не был найден. Десять молодых сильных мужчин и одна женщина до сих пор считаются пропавшими без вести.

Vivere non est necesse… [6] Жить необходимости нет ( лат .).

Часа через три охотник проснулся от тявканья Черныша. Песцы и лисы не умеют лаять «очередями», как собаки. Они просто резко, отрывисто тявкают, но и этим единственным звуком умеют передать недовольство, испуг или радость.

Тявканье промысловик спросонок расценил как лёгкий испуг: зверёк что-то неприятное увидел.

– В чём дело, Александрос, не знаешь?

– Не-а. Я тоже чуток прикемарил… Ой, смотри-ка!

От серой глыбы разбитого парусника отделилась фигура большого медведя и остановилась, уткнув нос в береговую гальку.

Мигом слетели с охотника остатки сна. Быстрый взгляд на нодьи: обе дымятся, но ветер – с моря на сушу. Босой не чует.

Гарт хлопнул себя по нагрудному карману. Береста и зажигалка на месте, но ни зажечь новый огонь, ни раздуть его из углей нет времени. Умка уже спускался с береговых камней, направляясь к «лежбищу» человека.

«Точно по следам идёт! Неужели на сапогах после выделки мочой остался запах тюленя? Жаль, ракетницы нет».

Загнал патрон в ствол и сел на корточки, спружинив ноги.

Непривычный звук не испугал медведя и не насторожил его.

Когда до зверя осталось шагов пять-шесть, человек с громким криком прыгнул вперёд и нажал спуск. Красный флажок огня из дула винтовки едва не коснулся медвежьего уха. Оглушительно бабахнул выстрел.