Владимир Эйснер - Рыбак и Сара

Дорогой читатель!

Из опыта встреч с людьми в разных городах и странах, я сделал грустный вывод: большинство людей не только никогда не бывало на Севере (чем их нельзя попрекнуть), но и ничего про Север не знают, а школьные сведения быльём поросли.

А ведь только в России великая северная степь: тундра, – раскинулась от Норвегии до Аляски и живёт там два миллиона человек!

Когда кто-нибудь сообщает: «Я работал на Севере», то сразу замечаешь и реакцию слушателей. А-а-а! Это далеко и холодно, но там длинные рубли!

О том, что не все хорошо зарабатывают, а многие живут на грани голодной смерти, о том, что в Сибири и Казахстане холоднее, чем в европейской тундре России, о том, что есть за Полярным кругом огромное незамерзающее море, большинство не ведают ни сном, ни духом.

Но кто там был, согласится: Север – сказочная страна.

На Севере солнце на юге восходит и на юге заходит.

На Севере не ходят на лыжах, а снег пилят пилой.

На Севере каждая щепка на вес золота: в тундре нет дров.

Но зачем все бегут на Север?

Гуси, утки, кулички и чайки, лебеди, орлы и совы – все летят на Север.

Олени, волки, лемминги, песцы – все бегут на Север.

Люди, однажды побывав, тоже спешат на Север.

Почему?

Может, виной тому необычная природа, работающая враздрай с предыдущим жизненным опытом человека, природа, на которую никогда не перестаёшь удивляться?

Может, это тяжкие будни? Работа, от которой жилы рвутся и без которой уже не мыслишь себя?

Может, это тишина? Великая, всеобъемлющая, изначальная, в подкорке отозвалась, в кровь вернулась, где и возникла ещё до деревень и городов?

Может, это живительная сила северной воды?

Может, это повышенная напряжённость магнитного поля, которым пронизана всякая живая плоть? Не она ли причина ностальгии по Северу? Этой непонятной, манящей колдовской, тоски по другому миру, по идеалу, по чистоте, по правде, по раю?

Надеюсь, по прочтению книги, ты сможешь ответить на этот вопрос, дорогой читатель.

Весной Рыбака отправили на дальнюю рыбацкую «точку» в Карском море, где он и проработал два месяца в полном одиночестве.

И вдруг в сентябре, перед самым ледоставом, в избе появился горностайчик.

Стремительный, проворный, шныристый зверёк.

Сначала, завидев хозяина, он возбуждённо стрекотал и скрывался в поленнице, но потом осмелел. Высунет голову с круглыми ушками и смотрит, что же у человека в руках?

А Рыбак уже несёт ему рыбу. Положит у поленницы и отойдёт.

Горностай выскочит и пытается рыбью тушу в щель между поленьями затащить. А рыбина больше самой «норки». Тогда попрыгает, покрутится, почирикает недовольно и приступает к трапезе там, где найти довелось. Выедает в основном мясо вокруг плавников и тёшу, так рыбаки называют жирную полоску на брюшке рыбы.

Этот ловкий, жизнерадостный, бодрый гость обладал недюжинными «музыкальными» способностями: скрипел, стрекотал, ворчал, чирикал, шипел и тявкал. Ну, ни дать, ни взять скворец Дразнилкин на ветке! Рыбак дал ему кличку Савка на которую зверёк вскоре стал реагировать.

Освоившись на новом месте, горностай прогнал и передушил леммингов в подполье, расширил мышинную дырку в углу зимовья и перешёл жить в старый валенок у лежанки. Утром вскочит на стул и свистит у самого уха:

– Пиф-пиф-пиф-чик-чир-р-р! (Вставай, соня, Савка кушать хочет!)

Маленький юркий хищник частенько следовал за Рыбаком, как собачка. Если хозяин уезжал на лодке проверять сети, горнак оставался ждать на берегу и в награду получал рыбёшку. Когда Рыбак однажды, шутки ради, бросил ему колючего бычка, Савка возмутился и в длинной очереди скрипов и чиков сообщил всё, что думает о жадинах-говядинах.

Пришлось дать ему жирного сига, которого он с ворчанием утащил под старую корягу.

Когда началась перекочёвка куропаток из тундры в тайгу и в окрестностях избы повсюду забегали небольшие, величиной с голубя, белые птицы, Савка вдруг надолго пропал. Но к вечеру притащил добытую курочку, зажав одно её крыло в зубах, как носил мышей. Потом уронил её себе под ноги и поволок: добыча весила раза в три больше охотника.

– Что же ты её «против шерсти» тянешь? Советую тебе ухватить птицу так, чтобы пёрышки по снегу скользили, гораздо легче будет!

– Чик-чик-чир-р-р! (Я бы советовал мне не советовать!), – зверушка опять ухватил добычу за крыло и положил ее к порогу избы.

– Ц-ц-ц-цр-р-р! (Уф-ф! Едва доволок!), – и Савка тяжело вздохнул, как охотник принёсший на горбу оленя. Чуток отдохнув, разгрыз зоб птицы и стал лакомиться почками ивы.

– Вот как! Решил стать вегетарианцем?

– Чик-чик-цвр-р-р! (Нет, я мясо люблю. Но вот на салатик потянуло. Скоро зима, витаминами запасаюсь!)

– А мне оставишь немного?

– Чир-р-р-чир-р-р-тяв! (Чур-р на одного! Чур! Ты большой и толстый, сам добывай!)

Рыбак не стал мешать горнаку есть зелень. Его умилила сама ситуация: зверёк мог бы пообедать «салатом» сразу, как добыл куропатку. Но ведь приволок её к избе! Значит, знает свой дом, а человека признаёт равным себе напарником!

У Рыбака была лицензия на отстрел трёх оленей для пропитания. Первого рогача он добыл в сумерках, километрах в полутора от зимовья. Пока обрабатывал тушу, стемнело. Уложил в рюкзак съедобные внутренности, грудинку и ноги, остальное прикрыл шкурой и оставил до утра: пусть замёрзнет: не пачкает рюкзак и нести удобней.

Дома накормил Савку свежиной, а утром не услышал бодрого чириканья.

«Налопался от пуза и дрыхнет», – решил Рыбак и пошёл за мясом.

Каково же было его удивление, когда в грудной клетке туши обнаружился измазанный жиром и кровью, растолстевший горнак!

Хищник недовольно застрекотал-заскрипел, как железом по стеклу, стал бегать туда-сюда по туше, коротко взлаивать и даже имитировать атаки: мол всё тут моё, а ты, дружище, проваливай!

– Ну и наглец же ты, Савватей Савельич! Я добытчик или кто?

– Чик-чик-чиррр! Тр-р-р-скр-р-ш-ш-ш-тяв! (Чур-р-р на одного! Кто не успел – опоздал!)

Этот патологический жадина был возбуждён до крайности: бусинки глаз так и полыхали алчным огнём.

Пришлось обойти тушу и ударить по ней сзади обухом топора.

Савватей-Разбойник выскочил и, недовольно цвиркая, отбежал в сторону.

Рыбак разделал добычу и уложил в рюкзак.

Занятый своими мыслями, оглянулся лишь у порога избы. Горностай, как верный пёс, скакал по следам хозяина с крупным куском мяса в зубах. На его симпатичной мордашке было написано совершенное довольство самим собой.