Владимир Эйснер - Жить не обязательно

Одно рыжее пятно оказалось бочкой, а второе… вторым была мина!

Ржавый железный шар около метра в поперечнике, с отверстием в центре.

Гарту уже попадались такие болячки во время странствий по островам архипелага, поэтому он и подходить не стал: никто не знает, что на уме у этой ржавой железяки, снаряжённой для убийства.

Бочку он катил, пока не надоело, затем понёс на плечах.

У домашнего камня с грохотом сбросил её на землю, и тут из кастрюли выскочил и ударился в бега песец-щенок в куцем своём летнем наряде.

Вот прохиндей! Хозяин жирок не вымакал, так он вылизал!

Чертыхаясь про себя, Гарт отнёс кастрюлю на берег, тщательно её вымыл и с песочком выдраил.

Чтобы выделать шкурки бургомистров, Сашка положил все четыре печёнки в деревянную тарелку, взял одну утиную шкурку, тоже снятую чулком, и завязал у неё горлышко.

Получился небольшой мешочек.

Откусывая кусок за куском от птичьей печени, он стал её тщательно пережёвывать и выплёвывать жеванину в мешочек.

Так он жевал и плевал, пока не сжевал все четыре печени. Эта кашица под действием ферментов слюны начинает бродить. Тогда следует намазать ею подлежащие выделке шкурки и оставить в тёплом месте до почти полного высыхания, а потом размять. Такой способ хорош, когда никакой кислоты нет под руками.

Чтобы не так скучно было жевать, Гарт уселся на берегу любоваться пейзажем.

Жуёт, обозревает. И заметил, между прочим, что много нерпы проплывает у берегов. Жаль, нерпа, убитая летом, сразу тонет. Если глубоко – не достать со дна. Срочно нужно плавсредство. Глубину проверить, лодку и карабин достать, а может, и сапоги найдутся.

Закончив жвачное дело, натянул шкурки на дощечки, мездрой кверху, намазал мездру бурой нажёванной кашицей и поставил болванки сушиться недалеко от костра.

Время от времени подходил разминать и вытягивать кожу. Главное – не давать ей пересушиться, а то потрескается, начнёт рваться и вся работа насмарку.

Сделал пятую царапину на камне и отчаянные свои деньки-денёчки посчитал. Шестого августа выехал на остров Ботфорт, рассчитывая пробыть на нём два-три дня. Значит, сегодня десятое.

Десятого августа – день рождения дочери!

«Здравствуй, доченька! Тебе сегодня семь лет. Поздравляю!

Из маленького беспомощного существа к двум годам выросла симпатичная, кареглазая девчоночка со своим характером и своими склонностями.

Только научившись говорить первые слова, ты уже любила напоминать о себе: брала меня за руку и вскидывала кверху милое пухлое личико:

– Это ля!

В три года научилась вертеться перед зеркалом. Вытащишь из шифоньера мамины наряды, «оденешься» и спрашиваешь:

– Папа, ля кафиваля?

– Красивая, красивая. Ты самая красивая девочка в мире!

Скоро научилась ты и песенки петь. Перевирала и переделывала на свой детский язык слова, но не мелодию.

– Мы ат души, Минхаузин, тиба погладарим!

Или:

– Ля игалю на галмоське у похозих на еду.

– Доченька! Надо говорить: «у прохожих на виду!»

Но доченька упрямо повторяет:

«Эх, доченька, попадись мне сейчас хоть кто-нибудь похожий на еду, – как бы я ему камнем засветил!

Дай Боже тебе, доченька, здоровья, разума и хороших учителей!»

День рождения выдался замечательный. К обеду вдруг комары загудели: это значит, плюс восемь или больше.

Сашка надёргал из мостика гвоздей и скоб, перетащил поближе к воде найденные ранее брёвна и сколотил плот. Верх этого плавсредства он расшил досками, а каждое бревно притянул к соседнему скобой. Получился плотик шириной чуть больше метра – маловато для устойчивости, но нетерпение его было слишком велико. Хотелось скорее осмотреть дно и найти лодку. Когда-то ещё будет такая «зеркальная» погода? Не придумав, как прикрепить вёсла к плоту, он сделал себе из доски двухлопастное весло.

И уже хватило ума (или горький опыт стал сказываться?) привязать это весло к плоту.

Как он и предполагал, шельф вокруг острова полого уходил вниз, и лишь метрах в тридцати от берега начиналась чёрная непроглядная глубина.

Ни карабина, ни сапог он не заметил, но лодочку свою деревянную нашёл сразу.

Она лежала оверкиль на глубине около трёх метров. Нос её покоился на каменной плите, корма зарылась в ил. Сашка лег на плотик лицом вниз и стал утопленницу рассматривать: не помяло ли её льдом, не лежат ли рядом рюкзак, лопата и топор? Солнышко чётко высвечивало все досочки обшивки, все потёки смолы, все гвоздики на заплатках.

Лодка выглядела целой.

«Достану – в тот же день буду дома!»

Отлив стал тихонько относить плотик в море, но Сашка продолжал лежать и смотреть как завороженный. И увидел с левого, мористого борта, лодки петлю лямки рюкзака.

Ур-р-ря!

Вскочил с намерением исполнить танец Зоркого Глаза, но тут увидел, что весло плывёт уже метрах в двух от плота – не достать.

Нет – достать! Оно же привязано!

Достал, похвалил себя и погрёб к берегу.

Дальнейшее было делом техники: развёл у самой воды костёр и поставил рядом с ним деревянную миску с пресной водой, чтобы после «водолазных работ» промыть глаза. Если открывать глаза в ледяной морской воде, то в них потом неприятная резь появляется.

Манильский канат распустил, а концы связал. Получилось метров тридцать тонкой крепкой верёвки, которой он притянул плот к скале у воды. Обвязал куском верёвки тяжёлый камень – получился якорь.

Себя привязал к плоту.

Заткнул уши мохом, подгрёб к лодке и опустил якорь.

Рюкзак, чуть подкопав ил, он достал без проблем. Вытолкнул его на плот и вылез сам. Отдышавшись, нырнул ещё пару раз, но так и не смог поставить лодку на киль.

«Хватит! Подумай о детях!» – опять услышал голос в сознании своём.

У костра парень долго стучал зубами и подпрыгивал, придерживая рукой причинное место и удивляясь устройству человеческого организма.

От ледяной воды кожа становится красной и минут на пять – десять такой жар разливается по телу, – хоть спички зажигай! Но важное для каждого мужчины место сжимается в комок и начинает так болеть, что глаза на лоб вылезают. А ведь тоже часть тела твоего. Что же оно-то не прогревается?

В аптечке, в которую сто лет не заглядывал, были рыболовные крючки и моток лески, катушка ниток с большой «цыганской» иглой, всякого рода пуговицы, ржавые ножнички, гильза от карабина, патрончик от мелкашки, древняя медная монета и кусок грязной ваты.

Не хватало только дохлой крысы и одноглазого котёнка из книги Марка Твена о Томе Сойере. В самом низу всё же обнаружилось полпачки (пять таблеток) аспирина и столько же от поноса. Репутация тех и других была подмочена пребыванием в морской воде. Таблеток от кашля конечно же не было.