Вячеслав Митяшов - Игры в героев. Воля свыше. Часть первая

Он осторожно дотронулся до лежавшего на кровати предмета. Даже если кто-нибудь приходил, Эльвира Петровна не пустила бы незнакомого человека сюда, да и посылку оставила у себя. Залезть через окно никто не мог. Хотя, может, кто-то решил устроить сюрприз, и его хорошо знала Эльвира, раз посылка оказалась в его квартире.

Александр сходил за ножом, разрезал верёвку и развернул свёрток. Пожалуй, он ожидал увидеть там что угодно, но только не это. Внутри, аккуратно упакованными, лежали сапоги из толстой рыжеватой кожи, причём сделанные так топорно, что их постеснялся бы одеть и лесник-отшельник. Затем в руки попали коричневого цвета шерстяные штаны с широким кожаным поясом и сероватая рубаха, видимо льняная, под которыми лежали – у Саши от изумления открылся рот и перехватило дыхание – потёртые ножны с мечом, длиной с руку, но довольно широким, напоминавшим римскую спату и увесистый медальон на цепочке.

– Ну и чьи это шутки, – Александр усмехнулся. – Не Стрижевский же решил поиздеваться надо мной.

Пожав плечами, он начал переодеваться в эту одежду – любопытство взяло вверх над брезгливостью – хотя, надо признать, она была совершенно чистой. Как ни странно, всё пришлось впору, словно подкинувший это человек хорошо знал его, а таких было лишь трое – родители, да бывшая, которую он не видел уже полгода. Даже эти нелепые сапоги оказались на редкость удобными.

Прикрепив к поясу ножны с мечом, Александр подошёл к зеркалу. Неплохо. Наряд определённо был ему к лицу. Он уже подумал, что кто-то из знакомых решил затеять оригинальную вечеринку, но зачем тогда золотой медальон? Жёлтый кругляш лёг в ладонь и приятно отяготил её – определённо золото. Вот уж это очень странно. Саша внимательно рассмотрел его. На немного неправильной формы диске виднелись полуистёртые буквы неизвестного языка, напоминавшие арабскую вязь. Понять, что там написано, не представлялось возможным без посторонней помощи, и он подумал, не показать ли эту безделушку знакомому дипломату, вдоль и поперёк исколесившему Ближний восток. Вдруг показалось, что медальон недостаточно блестит, не так, как положено золотому. Держа его на ладони левой руки, Александр прикоснулся к нему пальцами правой, а затем и всей ладонью.

Яркая вспышка расцвела в глазах ослепительным белым цветком. Сознание помутилось, словно от наркотического дурмана, всё тело обволокла непонятная слабость, и возникло такое чувство, словно кто-то тянет за ноги вниз. Всё прекратилось так же внезапно, как и началось. Но перед глазами уже был не знакомый интерьер квартиры, а заросли орешника. Большие светло-зелёные листья касались щеки, на лоб, тонко пропев, сел комар. Запах цветов, хвои, листьев, чистый пьянящий воздух разом вскружили голову, помогая преодолеть испуг. Перед глазами всё ещё мелькали радужные круги, но он видел, что за кустами, всего в шагах двадцати от него находится дорога, по которой марширует колонна вооруженных мужчин.

Александр всё понял сразу – сон и явь слились воедино. Теперь он здесь, но почему? Для чего? Он подошёл ближе, вылез из кустов – к нему тот час направился ехавший отдельно от всех всадник – рыжеволосый здоровяк с довольной улыбкой на лице. А в толпе внезапно мелькнуло до боли знакомое лицо, лицо, которое он всегда видел, склоняясь во сне над водой. Их глаза встретились, и Саше показалось, что тот тоже узнал его.

– Эй, земляк, ты как тут очутился? – окликнул его всадник.

Встретили Эйнара в полку не то, чтобы плохо, но и без особого восторга. Неизвестно откуда взявшийся деревенский парень – и сразу десятник. Ни дать ни взять, родственник самого Эллирия объявился. Такое звание, да что там десятник, сотник тоже, среди добровольцев ровным счётом ничего не значило. Не сегодня-завтра кончится война, и этот выскочка опять займёт своё место, станет тем, кем был. Но всё равно обидно, завидно. Так что пришлось Эйнару и Бирнезию целый день слушать недовольное шушуканье.

Правда, ближе к вечеру, по лагерю прошёл слушок, что неспроста куда-то запропастился Салтис, и причина его отсутствия – новый десятник. А после того, как в лагере ещё раз побывал Каллист, пожалуй, только глухой не знал во всех красках о поединке между Эйнаром и Салтисом. Как ни странно, это пошло на руку молодому десятнику. Сильного телом, но не умом сотника здесь никто не любил. Терпели, боялись, подчинялись ему, но друзей здесь у него не было. Во всяком случае, никто Эйнару в глаза не сказал – ты убил моего друга, и я хочу отомстить.

Этот день прошёл довольно уныло. Занимались тем, что готовили выданные из арсенала доспехи и оружие. Всё было грязным, порой даже ржавым, но выбирать не приходилось – даже такой хлам мог спасти жизнь. Затем привезли щиты и копья – на этот раз свежесделанные, но и тут тоже беда – пришлось шкурить каждое древко, чтобы потом, в бою не насажать себе в руки заноз. Щиты оставляли желать лучшего. Сделанные наспех, да из сырой древесины, они норовили развалиться на части, что и произошло с парой десятков. До вечера солдаты приводили всё в порядок и грузили на подводы. А перед закатом, когда измученные люди собрались спать, Эллирий, успевший опрокинуть стаканчик-другой вина, выступил перед всеми с краткой речью:

– Завтра в полдень мы выходим, и, возможно вечером, мы вступим с противником в бой. Так что прекращайте все свои ссоры и перебранки, сами уже знаете, что из этого получается. Ну, ладно, давайте спать все живо. И чтобы ни единого звука, не приведи боги, если снова на вас местные пожалуются. Шкуру спущу.

Эйнар и Бирнезий едва дошли до своей палатки. Оба, не раздеваясь, рухнули на жёсткие лежанки и мгновенно уснули, даже не перемолвившись словом. А на следующее утро Бирнезий еле растолкал товарища уже перед самым началом построения. Тот с трудом поднялся и, совсем ещё сонный, выбрался на улицу. Полк уже почти построился, и их, немилосердно подгоняя тычками в спину, поставили в строй. Прибежало ещё несколько опоздавших. Теперь все были в сборе. Появился Эллирий в сопровождении пятисотников. Оглядел внимательно строй, прошёлся перед ним, помахивая ивовым прутиком, и гаркнул так, что стая ворон взвилась в небо:

– И что как долго?! Сколько вас ждать можно, или мало вас гоняли?! Напра-во! Марш!

Полторы тысячи человек разом повернулись, правда, некоторые совсем в противоположную сторону. Эллирий поморщился, хотел сказать этим олухам пару ласковых, но махнул рукой. Этот сброд не перевоспитать. Едва ли среди них наберётся два десятка действительно способных держать в руках оружие. А остальные так, пришли поиграть в героев, либо сбежали от надоевших жен. И ведь каждый надеялся вернуться домой с десятком-другим монет, обещанных казной за службу.