Джанет Нортон - На Другой стороне. Восхождение

– Вожак-монстр, – повторил Гебхард, распрямив спину и уставившись невидящим взглядом куда-то прямо перед собой. – Это многое объясняет. Темные твари и раньше осаждали нашу крепость, но в последнее время часовые только и делают, что отстреливают их днем и ночью…

– Ты смотришь слишком узко, лучезарный, нам нельзя забывать о воле Света, – вдруг раздался чей-то притворно снисходительный голос. Оставшийся незамеченным, но внимательно слушавший все совещание клир Борво встал с кресла в дальнем углу кабинета и подошел к столу к мастерам-наставникам. Относительно моложе всех мастеров-наставников, Борво носил короткую темную бороду и прикрывал лысую голову капюшоном своей длинной бело-серой рясы.

– Если позволите, лучезарный?.. – взглянув с почтением на Вителиуса, произнес Борво. Вителиус, кивнув, жестом руки разрешил говорить.

Улыбнувшись, Борво обратился ко всем присутствующим упрекающим тоном:

– Я говорил вам не единожды, что Мгла атакует наш форт так часто, потому что мы пользуемся магией древних времен, дикой магией! «Протекционная» сфера – вот что приманивает сюда чудовищ! – воскликнул Борво, не скрывая своего презрения к названию волшебного камня, что защищал крепость от Мглы. – Мгла тяготеет к первородному Мраку, а Мрак распространяется там, где отворачиваются от Света! Сферы забирают наш свет! Свет, который был отмечен белыми кристаллами Правителей! – взглянув многозначительно на Вителиуса, будто ожидая его одобрения, произнес Борво. – Это…

– Это наша единственная защита от Мглы, – прорычал Гебхард, обернувшись к клиру. – Магия сфер разрешена Правителями с тех самых древних времен, как появилась Басилея! Не забывайте о своих обязанностях и не мешайте мне выполнять мои, – грозно добавил Гебхард, указав на себя пальцем.

– Тишина, – жестким тоном приказал Вителиус, вставая на ноги. – Форт не защитить спорами.

– И что же мы будем делать для защиты крепости, лучезарный?.. – вдруг осторожно заговорил мастер-наставник магов в длинной темно-синей мантии, сверкнув голубыми глазами. – Новобранцы распределены на патрули дорог и охрану поселений к востоку от форта.

– Марселон прав, здесь, на границе, остались только солдаты высокого уровня, и они изрядно устали, – произнес мастер-наставник лекарей, сложив руки в замок перед собой. – Лазарет все время заполнен, нам не хватает сил сражаться с Мглой на два таких обширных фронта… Но можно попытаться ускорить обучение, не так ли?..

– И как ты это себе представляешь, Прайдери? – с усмешкой произнесла мастер Шила, вздернув подбородок. – Лекари еще могут себе позволить ускорить обучение новым умениям, им не приходится сражаться с темными тварями, как другим, – добавила наставница Шила, повернув голову в сторону мастера-лекаря. Взглянув на изуродованное шрамами лицо Шилы и ее слепые глаза, мастер Прайдери поник головой, отведя взгляд в сторону.

– Но даже если мы ускорим процесс обучения новым умениям, солдаты все равно не смогут их применить в полной мере, не имея должного опыта, – прокряхтел самый пожилой из всех мастеров-наставников, сухопарый и с короткой бородой, мастер-ассасин. – А кидать их против стай темных тварей, или тем более вожака-монстра, все равно что просто отправить к Свету без шанса на победу.

– Впервые согласен с Крэваном, что уже само по себе событие особой важности, – прокряхтел Амадей, опершись на свою трость. Мастер Крэван надменно хмыкнул, но Амадей этого демонстративно не заметил.

– В этой ситуации только лучезарный генерал Вителиус может нам помочь, не так ли? – взглянув исподлобья на Вителиуса, произнес Амадей.

Вителиус глубоко вздохнул, отойдя в сторону к окну.

– Распределение новичков из столичных гильдий уже прошло, у нас нет новых солдат для пополнения гарнизона, – произнес с хмурым видом Вителиус, обернувшись назад к мастерам-наставникам. – Я поговорю с Правителями о возможных перестановках сил, но это решение принять могут только они. А тебе, птенец, стоит поучиться манерам, пока есть шанс, – обратившись к Офиру, произнес Вителиус. – Даже перед неминуемой смертью надо сохранять лицо.

Офир не удержался и посмотрел на Вителиуса, встретив его пристальный взгляд.

– Будет исполнено, генерал! – ответил Офир.

– Все свободны, – словно потеряв интерес к Офиру, сказал Вителиус и погрузился в раздумья над картой Закатного форта.

Мастера-наставники начали медленно покидать кабинет, и стоило рядом с Офиром оказаться наставнице Шиле, как он заметно съежился, устыдившись своего поведения еще больше.

– Вечером будешь в лазарете драить все лекарские склянки и котлы, пока тебе самому не понадобится лекарь, – произнесла Шила, и Офир с обреченным видом последовал за наставницей на выход из кабинета, напоследок бросив взгляд на оставшихся в кабинете генерала Вителиуса и командира Гебхарда, которые еще явно собирались поговорить без посторонних.

***

Шамир не раз видел, как после успешного прохождения обряда начинались пышные торжества. «Пришедшему домой» арья, которым эна становился после обряда, дарили подарки и цветы, и Шамир не представлял, что в честь него самого однажды устроят такой же яркий праздник. Но вот он стоял среди толпы танцующих на берегу Великой Воды, веселясь, будто действительно переродился и стал кем-то другим. Но, несмотря на праздник, Шамир не мог отделаться от чувства тревоги, с которым порой озирался по сторонам на своих гостей.

С одной стороны, Шамир опасался появления ассасина-эферья, а с другой, глядя на чествующих его арья, Шамир невольно вспоминал тех, с кем был знаком, и то, как к нему относились до прохождения обряда. Еще недавно некоторые из них не собирались делать ему обычные скидки и соглашаться на торг на рынке, другие, кто сегодня пожимал ему руку и радовался за его становление арья, еще недавно косо смотрели в его сторону всякий раз, когда Шамир и Алия гуляли по городу. Для них он был не более чем странник эферья, осевший среди арья, а теперь, спустя всего один день после череды лет негласного осуждения и презрения, – такой же арья, как и они.

Поменялось все, даже тяжелые отношения с Икрамом, но Шамир прекрасно знал, что не поменялся сам. Он не переродился, не стал другим эна, он лишь делал то, что считал должным, когда наступил момент, и потому не мог в полной мере искренне соглашаться с получаемыми поздравлениями и всеобщим весельем по поводу, которого на деле не было. Шамир не стал другим после битвы с темной тварью, да и выиграть эту битву Шамир бы сам не смог. Эти думы терзали его изнутри как невидимые раны, отчего улыбка на лице Шамира была скорее грустной, нежели веселой, а слова благодарности в ответ на поздравления звучали с каплей горечи, которую никто не должен был понять.