Максим Печорин - Самаэль. История Джерома Елисеевича

– Я никогда не забуду, ты остановила меня и на том перевале в горах за мгновение до того, как Андре улетел в бесконечную пропасть. Жаль тебе пришлось вернуться в Россию и не довелось видеть того, что мы нашли, Мэри, это просто непостижимо, но не имею право рассказывать, вскоре Генрих расскажет все сам.

– Я так долго сожалела о возвращении, но здоровье подвело в самый неподходящий момент… Ах, не создана я для таких странствий, слишком много провела времени в лондонских «тепличных условиях», – в голосе Марии слышался явный налет светской леди.

– Знаешь, тут такое расскажу…

Мария взмахнула руками, как заправская сплетница, и под этим предлогом отвела Дженнифер в сторонку от кавалера. Теперь в дело вступил рыжеволосый, ростом он оказался чуть ниже Джерома, но из-за пышной шевелюры и долговязого телосложения казался немного выше.

– Романов, Виктор Петрович. – Он пожал руку опешившему от фамилии нового знакомого Джером».

Первый выстрел прошил легкое, второй невероятным образом прошел мимо и выбил значительный кусок каменной кладки. Сказывалось всякое отсутствие опыта стрельбы по живым мишеням. Сердце вздрогнуло, «вольный стрелок» перевел дыхание. Когда прошло это мгновение, в которое из студента и представителя интеллигентной реформаторской молодежи он превратился в хладнокровного убийцу. Но оно прошло, и Джером испугался, что не заметил его, испугался себя, стараясь подавить душевное смятение, прицелился снова. Прозвучал еще один выстрел, глаза затянуло кроваво красной пеленой, но боли не было, ничего больше не было.

Но восстановим порядок событий. После ночных гуляний и пары кружек эля в одном из питерских вертепов Джером вернулся в свою квартиру уже за полночь, проснулся поздно, пропустив лекции в универсуме. Весь день мучился мигренью, метался в сомнениях и в приступе минутной ярости, сломал любимый табурет. Совершенно измученный ночным кошмаром, в котором, прогуливаясь по Невскому, молодой человек решил свернуть на улицу Казанскую. Внезапно наступившая ночь застала его на подходе к Казанскому кафедральному собору, где около главного входа готовили костер для сожжения ведьмы. С костра уставшим взглядом за всем происходящим наблюдала измученная жертва «темных умов». Приглядевшись, он узнал родные черты Дженнифер Дейси, её взгляд сделался совершенно пустым, жизнь покидала девушку, больше не было того огня в глаза, что так любил в ней прошлой Джером. Сердце перестало биться от зрелища казни любимой, а толпа вокруг скандировала и ликовала: «Сжечь ведьму!». Но события приняли более гротескный оборот, воспаленное сознание, усиленное пойлом из вертепа и событиями прошлого дня, начало рисовать ужасные картинки. Факел к костру нес не кто иной, как сам император Александр II, за ним следовала Мария, неся длинный черный шлейф плаща. Тут из толпы раздались крики, а Дженнифер разразилась истерическим смехом. Несколько ведьм, непременно обнаженных и верхом на метлах, на чем же иначе, вылетели из людской толпы, сея страх и смятение. Александр бросил факел на костер, пламя взвилось, хохот Дженнифер резал уши, а сам Иероним поднял в руках «Самаэля», приложил к плечу приклад и в два выстрела перебил веревки, что связывали его возлюбленную. В это время Александр, ловко орудуя былинным двуручным клинком, словно богатырь из русских народных сказок, сразил первую из нападавших на него ведьм. Две другие подхватили освобожденную от пут соратницу и взмыли в небо, навстречу набирающему силу месяцу. Теперь все взгляды обратились на стрелка, а император с занесенным для удара мечом уже быстрыми шагами шел в его сторону. С лезвия черными каплями стекала ведьминская кровь, капли падали на мощенную камнем улицу и с шипение растворялись, оставляя щербинки. За Александром бежала Мария, быстро нашептывая что-то его высочеству, злые взгляды толпы были прикованы к лишенному воли молодому человеку, лишенному всяких сил вновь поднять свое ружье. И вот сталь уже коснулась его плоти, холодная и мертвая. Весь в поту Иероним Елисеевич проснулся от настойчивого стука в дверь.

Агафья Павловна сначала запнулась, оглядывая мокрого от пота в помятом вчерашнем костюме Иеронима Елисеевича, затем, нахмурившись, буркнула:

– Учебу проспали, господин Потников… Постников.

Джером, наконец, проснувшись, оценил свой внешний вид, рассмеялся оговорке домоусмотрительницы, а старая женщина, раскрасневшись, еще более нахмурилась и демонстративно удалилась.

Начиная с этого момента, Иероним не находил себе места и, словно дикий волк, нарезал круги по своей квартире и, как уже упоминалось, сломал табурет, все время попадавшийся ему на пути. Ближе к пяти часам вечера, собравшись с силами, он принял ванну, привел в порядок прическу и надел сорочку с золотыми пуговицами и свежий костюм французского пошива. Вычищенные сапоги уже ждали его под дверью, ружье оставил дома. Не на войну собрался, а ходить на светские приемы с оружием нечего – к такому выводу студент и представитель интеллигентной реформаторской молодежи пришел за день метаний. Возможно, первый раз в своей жизни он опаздывал, и день с каждым его мгновением становился все «интереснее», но предвкушение встречи с Дженн вернуло улыбку на лицо Иеронима. Агафья Павловна недовольным взглядом проводила выбежавшего студента «потерянного поколения» и не обмолвилась, вопреки обычному, ни словом, слегка фыркнула, прокрутив в голове «Потников»…

Поймав первого попавшегося извозчика, Джером приказал скорее гнать лошадей до 13-ой улицы, а сам в процессе подкручивал щегольские усики, которыми желал похвастаться перед Дженнифер, на момент прощания в прошлом году их у него не было. Солнце вновь клонилось к закату, и улицы Петербурга заметно опустели, лишь некоторые парочки неспешно прогуливались в районе набережных, да засидевшиеся допоздна на службе клерки спешили домой к семьям. Погода все еще стояла не по времени летняя.

Многие гости уже заполнили особняк на 13-ой улице, при дороге в ожидании остановились разнообразные экипажи и дорогие кареты, подчеркивая собравшийся внутри весь свет столицы. На самой же придомовой территории стоял тот самый паровой дилижанс, что давеча столь изумил Теренса Денненгема. Некоторые из гостей рассматривали диковинное творение, другие уже проследовали внутрь особняка в главную залу. Уже знакомый дворецкий, урожденный Швейцарии, Адольф Шмидт учтиво склонил голову, приветствуя Джерома Елисеевича. Еще с порога, окинув собравшихся взглядом, опоздавший Иероним нашел в толпе единственного дорогого ему человека. Дженнифер, видимо, уже заскучала в ожидании его, она заметно похудела после экспедиции. Она о чем-то вяло беседовала с, кто бы мог подумать, одетой по последней лондонской моде, будто только с Трафальгарской площади, и короткой аккуратной европейской прической истинной английской леди. Мария что-то рассказывала Дженнифер, когда девушка, обернувшись, пересеклась взглядом с Иеронимом, на ее лице наконец появилась улыбка, практически засияла. Не дослушав фразу Марии, англичанка замахала новому гостю и начала пробираться к нему навстречу сквозь собравшихся в «кучки» представителей высшего общества Петербурга.