Тэсс Михевич - Констанция

– Спасибо, что выслушал.

– Ну, – сконфуженно проговорил Фред, – я был не единственным слушателем.

Он мягко отстранился, выискивая взглядом Констанцию. Но та скрылась из виду, будто ее и не было здесь вовсе.

– Но вы действительно помогли мне, – начала она, но запнувшись, замолчала.

– Ты просто высказалась и тебе стало легче, – сказал Фред, слегка улыбаясь.

– Но без вашего толчка я бы до сих пор держала все в себе и сгорала от этой боли всю свою жизнь. Спасибо вам за все.

Она не своди благодарного взгляда с Фреда еще примерно пять секунд. Потом, заметно взволнованный, Фред произнес:

– Скоро вечер, а здесь, в лесу, есть дикие крупные звери. Не хотелось бы наткнуться на них ночью.

– Как удачно я собрала хворост.

Констанция вышла откуда-то сзади, с укором глядя на Мелинду. В ее руках находился ворох палочек, бревнышек, сучков и веток.

– О, – только и смог выдавить Фред.

Констанция без слов передала хворост мальчику и повернулась к Мелинде, по-прежнему смотря на нее с подозрением.

– Твоя боль слишком слабая, – вдруг начала она без прелюдий.

Мелинда вздрогнула и лицо ее скривилось.

– Да она даже слабее боли растений!

Кажется, тут девочка продумала все наперед. Фред, занятый непослушным хворостом, пытался запихнуть его в сумку, перевязать чем-то. А потому не мог остановить бурный поток ругани Констанции:

– Боль всегда такая слабая, или ты просто ее пережила? – грубо осведомилась девочка.

Мелинда стояла, подобная статуе и абсолютно не понимала, о чем ведет речь эта девчонка в желтом платье и плаще, непомерно великом ей.

– Погоди!

– Твоей болью только закусывать! – взвизгнула Констанция и резко отвернулась: – Черт!

«Она обманула меня», – звучало в голове девочки, пока она до боли сжимала кожу на локтях.

Мелинда опять замолчала и лишь ее глаза, устремленные на Констанцию, спрашивали обо всем, что тут сейчас было.

Констанция вдруг пришла в себя и сев рядом с Фредом, стала тихо объяснять.

– Ваша боль – очень важная вещь, которой мне нужно поддерживать свое существование. Боль утоляет мой голод. Вы должны понимать, что если я прошу вас причинить себе боль – значит это необходимо. И не нужно лишних вопросов, они… ну, в общем, я их не люблю. Думаю, не стоит окунать вас в подробности, тем более что я сама как следует в них не разобралась, но сказать стоит то, что душевная боль – самая долгая из всех. Поэтому меня так разозлил этот случай с тобой, Мелинда.

Она говорила непрерывным потоком, как-то не выделяя интонацией запятые и точки, а потому, ее резкое молчание немного их удивило.

Мелинда переосмыслила эту информацию заново и чуть не рассмеялась от ее вздора.

Фред поверил в историю больше, чем Мелинда, ибо на личном опыте убедился в том, что Констанция может ее вдыхать в себя, избавляя других людей от страданий.

– Как ты удачно собрала хворост, – сказал Фред, вставая.

Констанция улыбнулась, а потом произнесла:

– Нам надо уйти из леса до темноты.

Они, оглядев друг друга и все, что простирается вокруг них, пошли вверх по реке.

Позже Мелинда взяла инициативу в свои руки. Она вышла вперед, диктовала, где лучше пройти и куда лучше свернуть. Фред иногда создавал споры, ибо был не согласен с тем, что говорит Мелинда. Констанция вновь умолкла, ее лицо опять стало каменным.

Пройдя приличное количество времени, они так и не вышли из леса, хотя порядком стемнело.

– Привал, – объявил Фред, перебивая Мелинду, которая хотела только что что-то сказать.

Хворост плавно опустился на землю. Констанция мирно села рядом с палками и, не обращая внимания на перебранку ведущих, осмотрелась. Сейчас ее дыхание замедлилось, она стала проверять, не жжется ли кислород.

Пока все было нормально, но еще немного и девочке придется искать подпитки.

Вокруг были лишь деревья. Огромное количество высоких, густых деревьев, ни одного животного.

Даже белки исчезли.

– Ты хоть понимаешь, что привал в лесу опасен? – взвизгнула Мелинда.

Фред непоколебимо возразил:

– Но идти куда-то на наугад всю ночь – тоже затея так себе.

– Да почему наугад? Мы движемся на юг, там выйдем из леса и устроим привал.

– А ты не подумала, что лес может быть очень раскидистым? Мы не знаем, где кончается лес, а потому можем идти к его концу хоть до следующего вечера. А это плохо, мы можем без сил упасть.

– Ты недооцениваешь способности человека, – заявила Мелинда и решительно добавила: – я иду дальше.

– Тогда прощай, – улыбнулась Констанция, помахав рукой на прощание.

Мелинда взглянула на девочку так, словно вдруг собака подала голос, о котором ее не просили прямо посреди театрального зала.

Мелинда двинулась было вперед, но остановилась, собираясь что-то сказать, но Фред ее перебил:

– Ладно, подожди. Иди сюда, мы что-нибудь придумаем.

В положении они оказались действительно затруднительном. Скоро стемнеет окончательно, а конца лесу не видно; нет и речи о том, чтобы идти куда-то на ночь глядя. Но и оставаться на ночь здесь было бы опасно, хоть ничего и не остается.

На нос Констанции упала первая тяжелая капля. Девочка дернула носом, сама вздрогнула и накинула капюшон, показавшийся ей невероятно тяжелым и горячим.

– Что это? – задал Фред вопрос скорее риторический, нежели обычный.

Мелинда как-то странно на него посмотрела, непонятно сморщилась и взглянула наверх, ожидая что-то увидеть. Но там, вверху, была лишь обильная листва.

– Я говорила, что пойдет дождь, – довольно сказала Констанция, вставая.

Интервал участился, и капли стали капать больше и быстрее. После пошел ливень.

Плащ надежно защищал своего носителя, но этому носителю было несколько неудобно смотреть на промокнувших мальчика и девушку, а потому Констанция решила куда-то пройтись.

– Далеко не уходи, – сказал ей в след Фред.

Девочка же пробиралась сквозь папоротники, пока не обнаружила запах.

Нужный ей запах.

Он был так близко, но в то же время было не понятно, откуда запах именно исходит.

Констанция обернулась, отмечая, что ее спутники на месте и двинулась куда-то, осматривая все вокруг.

Дождь лил, и плащ стал невероятно тяжел. Он буквально вдавливал девочку в землю, мешая свободно передвигаться.

Лес неожиданно преобразился. Стал блестящим, каким-то темным и загадочным, неестественно мокрым и вообще был похож на дремучий, тот, в котором дальше носа ничего не увидишь.

Листья папоротников, словно раскисшая бумага, отваливались, и падали в бесформенную кучу чего-то мокрого, зеленого и странного.

Конечно, листья не могли так раскисать. Либо дождь необычный, либо с лесом что-то не так, либо у Констанции галлюцинации.