Петр Никонов - Долгое путешествие. Остросюжетный иронический мистический шпионский детективный путеводитель

Клаус рыдал и клялся, что ничего не слышал о своем отце с самой войны. Он признавался, что на самом деле не испытывает никакого сочувствия к нацистам или антисемитам. Рассказывал о том, что у него была возлюбленная, наполовину еврейка. Убеждал своих похитителей в том, что его статья – это всего лишь глупый эпатаж с целью произвести впечатление на своих друзей. Его не пытали, даже не били, но бледный и дрожащий молодой человек настолько активно заливал свою рубашку слезами и соплями, что ему поверили и отпустили.

Он лгал. Клаус Крюгер постоянно поддерживал контакт со своим отцом и прекрасно знал, в каком пригороде Буэнос-Айреса тот живет вполне припеваючи, имея прибыльный мясной бизнес и десяток скотобоен по всей стране.

Я нашел старшего Крюгера в 1975 году и хотел выдать его Моссаду, но те, после скандала с похищением Адольфа Эйхмана и неудачных попыток арестовать Йозефа Менгеле, решили не идти на новый конфликт с Аргентиной 5 5 Адольф Эйхман, «отец Холокоста», был похищен израильскими агентами в Буэнос-Айресе 11 мая 1960 года, что вызвало большой дипломатический скандал. Казнен в Израиле 1 июня 1962 года. Йозеф Менгеле, врач-убийца из Освенцима, ставивший бесчеловечные эксперименты над заключенными, после этого случая бежал из Аргентины в Парагвай, а затем в Бразилию, где и умер в 1979 году. . Тогда я вспомнил о том, что я не только ангел-вестник, но еще и ангел смерти, приходящий к грешникам с зазубренным и тупым ножом. Для старшего Крюгера я выбрал самый зазубренный нож.

Поиск Крюгера был лишь одним из эпизодов моей личной охоты за нацистскими преступниками в 1960—1970 годах. В то время я был почти одержим идеей воздаяния чудовищам по заслугам, прекрасно помня то, что я сам увидел и прочувствовал на своей шкуре в фашистских лагерях смерти. Я не смог спасти многих тогда, но я был непосредственно причастен к знаменитому побегу из Треблинки. Увы, всё пошло не так, как я хотел, и этот побег лишь вызвал больше жертв в самом лагере. Это надолго выбило меня из колеи тогда.

Я тайно сотрудничал с Моссадом, с немецкими спецслужбами и с Центром Симона Визенталя. Я искал преступников, а когда находил – сдавал их властям. Если же такой возможности не было, я карал их самостоятельно. Мне не доставляло это удовольствия, но я считал это правильным. Все знают, что Йозеф Менгеле умер от сердечного приступа в Бразилии в 1979 году, но только я помню ощущение последних биений его сердца, сжимаемого моей призрачной рукой. Только я видел своими глазами момент, когда нож входил в грудь Густава Вагнера в 1980-м 6 6 Густав Вагнер, «мясник» и «палач Собибора», ответственный за гибель более двухсот тысяч людей в лагере смерти Собибор. . Официально это посчитали самоубийством. Я находил в середине восьмидесятых Шандора Кепиро и Алоиза Бруннера, но по разным причинам их арест в тот момент не состоялся, а я сам убивать их не стал. Было и много других имен за двадцать с лишним лет, пока я этим занимался. А потом я прекратил эту охоту. Отчасти от того, что почти все существенные фигуры уже умерли или были арестованы. Отчасти из-за того, что всем оставшимся в живых и на свободе было уже немало лет. А охотиться за стариками, несмотря на те ужасные и отвратительные вещи, что эти старики когда-то творили, мне совершенно не хотелось.

Эпизод с Моссадом лишь научил Крюгера осторожнее относиться к тому, что он делает, и все его последующие мерзкие антисемитские и фашистские статьи (а их было множество) в многочисленных неонацистских изданиях выходили под разнообразными псевдонимами.

Более того, он полюбил скрываться и прятаться. Со временем, игра в конспирацию вылилась в серьезный бизнес по промышленному шпионажу и торговлей секретами – компаний, частных лиц, а потом и государств. В восьмидесятые годы, после кризиса вокруг ракет средней дальности в 1983—1984 годах, который едва не привел к ядерной войне, Крюгера много раз неофициально нанимало командование НАТО для сбора сведений о происходящем в странах Варшавского договора, особенно в Польше, Чехословакии и в Венгрии.

Так у Клауса Крюгера появились знакомые в Восточной Европе из числа антикоммунистических подпольщиков. После падения Берлинской стены, Бархатных революций и коллапса Советского Союза многие из этих знакомых внезапно оказались на высокопоставленных позициях в политике и в бизнесе, чем Крюгер немедленно воспользовался.

Одновременно он финансировал и поддерживал десятки неонацистских и антисемитских объединений, формируя базу для оправдания нацистских преступлений и, возможно, для фашистского реванша в Европе в будущем. Впрочем, почти все его инициативы в этом направлении терпели крах. Крюгер злился, но продолжал биться лбом о стену, бесплодно тратя свои деньги. Он не знал, что его игра на этом поле обречена на провал, поскольку здесь ему противостоял я.

Он отошел от дел примерно десять лет назад, являясь тайным владельцем целой бизнес-империи, скрытой в оффшорных компаниях под управлением трастовых агентов, обеспечивающих самому Крюгеру анонимность. Однако он до сих пор крайне внимательно следил за всем, что происходит в Восточной Европе.

И если кто и мог рассказать мне об Ауструми и о странном интересе этой группы к венгерскому банку Эгрес, то это был Клаус Крюгер. Как бы неприятен он мне ни был лично.

До Нюрнберга я доезжаю быстро. Девятый автобан является достойным представителем германских дорог, как известно, лучших в мире, а мой Мерседес – достойным представителем германских автомобилей, как известно, лучших в мире. Я разгоняюсь до двухсот тридцати, а мое сердце колотится в такт ритмам Deep Purple из окружающих меня неисчислимых динамиков.

Я паркуюсь в гараже на Адлерштрассе. Ресторан, в котором мы встречаемся с Клаусом Крюгером, находится в северной части Старого города, но у меня еще есть немного времени, и мне хочется пройтись.

Я пересекаю Пегниц по мосту Музеумсбрюкке (название которого, на самом деле, не связано ни с одним музеем), любуясь на расположенное на арках прямо над рекой имбирно-пряничное здание Больницы Святого Духа. Построенный еще в начале XIV века, этот дом связывается с легендами о том самом Тиле Уленшпигеле, знаменитом немецком шуте, мошеннике и балагуре, который довольно зло подшутил над его обитателями. На протяжении веков комплекс больничных сооружений пережил множество перестроек, самой существенной из которых было, естественно, восстановление здания из руин после бомбардировок. Тогда от здания осталась только часть первого этажа и обломки наружных стен, но сейчас вы ни за что этого не скажете, настолько аутентичным и «средневековым» этот дом выглядит.

По Плобенхофтштрассе я выхожу на Гауптмаркт – самую знаменитую площадь Нюрнберга, рыночную площадь, над которой возвышается коричневая Фрауэнкирхе – Церковь Девы Марии. Двойной готический портал входа в нее украшен искусно выполненными многочисленными скульптурами святых, а над высокими витражными окнами фасада синевой небес и золотом солнца привлекает внимание циферблат огромных часов. Часы эти, установленные в 1506 году, напоминают о Золотой булле 1356 года, объявленной в Нюрнберге и закрепившей порядок престолонаследия в Империи и ставшей одним из главнейших законов Священной Римской империи. Каждый полдень под звуки колоколов, труб и барабанов процессия герцогов-выборщиков окружает золотую фигуру императора.